PRoAtom

(Всего: 0)
от на 27/09/2022

Социалистическая ИНДУСТРИЯ, 21 декабря 1989 г. № 291 (6182) С. ТРОИЦКИЙ. РЕАКТОРУ НЕ ХОЛОДНО, СКОРЕЕ-ЖАРКО Интересные вещи происходят иногда в нашем научном мире. 19 октября сего года в 15 часов намечалась защита диссертации на соискание ученой степени кандидата технических наук старшим научным сотрудником Института атомной энергии им. И. В. Курчатова В. Волковым. Особый интерес специалистов к данному событию заключался уже в самом заглавии труда: «Теплотехническая надежность и безопасность действующих АЭС с РБМК». Поясним, что предполагался серьезнейший разговор о том самом печально знаменитом ядерном реакторе, который взорвался на Чернобыльской атомной электростанции и привел к масштабной трагедии. Но если бы развалившийся аппарат был единственным в своем роде! В стране их эксплуатируется еще пятнадцать, готовятся к пуску и новые. Вот почему дело даже не в защите диссертации. Для всех нас важно еще и еще раз, но уже на новом уровне разобраться в гарантиях безопасности АЭС с РБМК. И каждый дополнительный шаг к безопасности касается не только интересов соискателя. За этим гарантия спокойствия миллионов людей. Имя Владимира Волкова. достаточно известно в кругахспециалистов. О нем упоминали на страницах центральной печати, в том числе и в «Социалистической индустрии». Диссертант еще задолго до аварии на ЧАЭС, как и некоторые другие специалисты. предупреждал о ряде опасных особенностей конструкции РБМК, научно предвидел возможность катастрофы. Предлагал пути модернизации реактора, как мог боролся за это. Но он был всего лишь начальникам группы, а авторы РБМК — академики. Теперь, после аварии, для предупреждения других бед, Волков обобщил свои научные изыскания и практические предложения в диссертации. Казалось бы, здравый смысл подсказывал: такую работу надо рассматривать немедленно. Тем не менее к защите она была рекомендована в сентябре прошлого года специальному совету при ИАЭ им. II. В. Курчатова под председательством академика А. Александрова, а защита до снх пор так и не состоялась. Поначалу затяжка объяснялась процедурными неурядицами по вине администрации. затем очередностью в ряду диссертантов. Наконец день, час и место действия были названы. А буквально накануне выяснилось, что защита отменяется. Что же произошло? Официальные оппоненты представили свои, причем положительные, рецензии на работу вовремя. А вот оппонирующая организация — Институт главного конструктора РБМК (НИКИЭТ) — заключения не представила. Создатели взорвавшегося реактора от обсуждения реферата, который они получили за несколько месяцев до зашиты, отказались. И отказались, что называется, в последнюю минуту. По их мнению, они не сочли возможным исполнить роль официального оппонента в связи с тем, что якобы у некоторых сотрудников НИКИЭТа с В. Волковым сложились какие-то особые личные отношения (о чем он сам даже и не подозревал), и в силу этого институту, дескать, неэтично выступать в качестве оппонента. Пусть, мол, это сделает какое-либо иное учреждение. Вот и все доводы. Так запросто серьезные реакторные проблемы перевели в загадочную этическую плоскость, от чего, смеем вас уверить, самому РБМК не холодно, а скорее жарко. Вообще-то во всем том, что связано с аварией на ЧАЭС, этический момент действительно есть. Но туг надо разговор вести о морали большого, общечеловеческого масштаба. Нам же в качестве оправдания предлагают объяснения в рамках какой-то убогой, но, как видно, еще всесильной коридорной этики ведомства. Это наводит на грустные размышления. Ведь 15 дей- ствующих РБМК взывают совсем к иным, если уж и говорить об этике, поступкам. Они в том, чтобы самым активным образом откликаться на любую возможность все более углубленно рассматривать проблемы безопасности реактора. И еще одно. Особый интерес эта защита вызывает у нас, журналистов, писавших о чернобыльской трагедии. Сколько мы уже услышали упреков в своей некомпетентности, примитивном понимании вопросов реакторной физики, биофизики, радиационной медицины. Отчасти все так. Но почему? Да потому, что нас никогда и не подпускали к изучению, непосредственному наблюдению, познанию «тайн» создания и эксплуатации идерных аппаратов н всего атомного. Что-то видеть н узнавать мы приспособились разве что обходными путями, как бы через щели в глухих заборах, ограждающих ядерные объекты. Конечно. такая вот «щелевая информация» не могла ие отразиться и на наших публикациях, которые н напечатать то зачастую оказывалось невозможно из-за массы запретов. А вот Волков позаботился и о пас — журналистах. Он предпринял усилия, добился, чтобы и сам реферат диссертации, и ее защита сделались открытыми для всех пишущих об атомной энергетике. Журналисты практически впервые получили возможность присутствовать, если бы он состоялся, при широком, профессиональном разговоре на волнующую всех тему. Однако наш коллективный журналистский поход за новыми знаниями был остановлен. Теперь нас подвели к очередному, странному, бесперспективному «забору» некоей ведомственной «этики». А может, это называется совсем по-другому?