«Инквизитор твой не верует в Бога, вот и весь его секрет!» Ф. М. Достоевский
Дата: 14/09/2007
Тема: Атомная наука


 ابو مصعب الزرقاوي  (Абу Мусаб Заркави)

Наука в России потеряла свою актуальность. Нет, теоретически её востребованность крайне высока, и прогноз её роста очень высок. Но количество публичных заявлений представителей госаппарата и коммерческих элит о перспективах науки и образования обратно пропорционально вложению в эти области, что привело к фиксации финансирования на явно недостаточном уровне.


Остановлюсь на тех причинах сложившейся ситуации, которые не нашли отражения в статьях других авторов. Уточню, что степень актуальности может быть очень разной. Одна из высших степеней актуальности – воплощение вариантов наукоёмкой и/или высокотехнологичной продукции «с листа», включая испытания, уровень вложений при этом играет значимую, но не определяющую роль; последующая постройка заводов и линий производства или размещение заказов на действующих производствах лучших вариантов. Как правило, это случаи, связанные с выживанием нравственного начала народа (как писал Ф. М. Достоевский: «… Оно объемлет, зиждет и сохраняет организм национальности, и только оно одно. Для него и живёт гражданская формула нации, ибо и создавалась для того только, чтобы сохранять его как первоначально полученную драгоценность»); случаи, связанные с выживанием государства в определённом качестве или достижением этого качества, например, сохранение суверенитета, сохранение собственной идейной и культурно-исторической формации и её распространение, ускоренное сокращение технологического и промышленного разрыва до лидеров, сохранение лидирующего положения и т. д. Создаётся впечатление, что для России такое время ещё не настало…

Важно также понять, что локализация какого-либо внешнего технологического производства часто разрушает структуру макротехнологических цепочек в стране, в которую входит и прикладная, и, в меньшей степени, и фундаментальная наука. Это также способствует сокращению инновационных возможностей внутри государства: критичные проблемы решаются за счёт оплаты зарубежных высокотехнологичных производств, развития их инновационных структур. Приведу пример: сейчас активно обсуждается вопрос по производству MOX-топлива. И кто же будет проектировать этот завод, может быть отечественные НИИ и проектные организации, решившиеся сделать технологический прорыв и государство, поручившее им это??

В советский период практикой реализации инновационного развития был обязательный учёт принципа разнообразия при выборе решения проблемы. Этот опыт сейчас не находит применения. Возможно, в СССР даже был перекос в этой области, но мы до сих пор пользуемся плодами тех здравых подходов. Но опять же, доведение продукта до открытого рынка было значительно хуже, чем у конкурентов.

Прошу заинтересованных оценить такой показатель как объём крайне актуальных наукоёмких и/или высокотехнологичных технических решений и вероятность их реализации на имеющейся и прогнозной (например, через 7 лет) технологической базе. Давайте ещё учтём долю в этих решениях, которая «сократит разрыв» с лидерами и оценим достаточность мер… Это и есть первая из основных причин низкой степени актуальности науки. Наукоёмкие решения имеют очень ограниченную технологическую базу реализации, а имеющиеся возможности реализации наукоёмких инновационных решений используются неэффективно. Выход проработанных решений в виде конечной продукции предприятий крайне низок – достаточно вспомнить про быстрые реакторы на Na и Pb и замыкание ЯТЦ. Примеров можно также привести массу и по изотопной продукции, и по ядерной медицине. Высокотехнологичная продукция, которая была промышленно освоена в 70-хх гг. 20 века, не находит и сегодня потребителя внутри страны. Государство не может определить приоритеты развития АЭ, государственные медицинские организации не могут себе позволить приобрести и содержать дорогостоящее оборудование, т. к. развитие высокотехнологичной социально значимой медицины не является приоритетом государства. Зачем в такой постановке, например, нейтронозахватная терапия? А что людишки-то? – бабы ещё нарожают, а вот кавалерия!

Вторая причина – отсутствие стимулов у государственных структур, промышленных предприятий, эксплуатирующих организаций и пр. к внедрению инноваций и развитию наукоёмкой продукции. Наукоёмкое и высокотехнологичное развитие предприятия представляется редким исключением, и возможно лишь благодаря личным качествам отдельных руководителей, их сохранившемуся достоинству и приверженности научному подходу в принятии стратегических конструктивных решений. Причин незаинтересованности государственных структур множество, назову лишь некоторые: длительный срок окупаемости, высокий уровень вложений при среднем уровне прибыли и привлекательность предложений конкурентов. Незаинтересованность коммерческих структур в инновационном процессе повышает востребованность «старых», проверенных технических решений. Они уже не требуют участия НИИ, которыми эти технологии разрабатывались и внедрялись, и закон не обязывает повышать степень новизны. Фактически внутри страны полным ходом идёт заказ «старых» проектов. АЭС-2006 ничего принципиального нового не содержит, за рубежом наши «старые» проекты также пока находят свой небольшой спрос (Китай, Индия, Иран). Стагнация науки пока не приводит к коммерческой стагнации конкретных предприятий и 100%-му «выносу тел» с рынка, зачем нам наука при таком маниакально навязчивом предложении поставок углеводородов процедурно-демократическим режимам ЕС и США? Власть не комплексует по поводу вины перед собственным будущим поколением. Неужели доллар надёжнее углеводородного сырья? Почему бы ежегодно не сокращать экспорт углеводородов хотя бы на 1,5 – 3%, если уж декларируется переход на инновационный путь развития?? ФГУП концерн «Росэнергоатом», ОАО «ТВЭЛ», ОАО «Техснабэкспорт», ЗАО «Атомстройэкспорт», ФГУП «ИСК «Росатомстрой» не так уж плохо живут без «жёсткого» развития и внедрения эффективной инновационной высокотехнологичной наукоёмкой продукции. Это неплохо, когда люди работают в приличных финансовых условиях, но диспропорция доходов внутри отрасли необоснованно и несправедливо велика.

Гос- и коммерческим структурам такая ситуация также крайне удобна. Это и есть третья причина. Отлаженным рутинным производством проще управлять, чем динамически развивающимся с высоким уровнем неопределённостей. Требования к уровню управления можно свести к общепромышленным (специфика высокотехнологичной промышленности – высокий уровень управления). Можно вообще делать его условно политическим с определяющей целью распределения доходов внутри госудаственно-промышленных элит в зависимости от степени «близости» и «нужности». Но превращение «распределения» в «управление» – это подчинение «механизма» «болту». Остановлюсь поподробнее на некоторых условиях неопределённостей, не касаясь условия динамического управления… Уровень неопределённости капитальных вложений на стадиях от технического проекта (и даже не более ранних) до опытной эксплуатации может достигать 250% (это далеко не редкость!). Причин тому масса, приведу некоторые из них:

·       отсутствие или неприменение приемлемых методик оценки результата с учётом общего управления (напрасны надежды, что MS Project, Primavera или Spider Project их сделают сами и определят те самые «объёмы работ» и логические связи);

·       низкая валидность экономических оценок (изготовление опытного образца даже относительно простой продукции вызывает сложности, а воплощение опытного образца или партии для оценки спроса – несбыточные надежды. С себестоимостью установленной мощности дела обстоят немногим лучше: неопределённость ниже, но уровень в лучшем случае вяло приближается к конкурентоспособному);

·       большое количество незаконченных инновационных высокотехнологичных наработок, в которые вкладывались ранее большие средства, которые способны обеспечить технологический прорыв (и резко повысить востребованность науки и НИИ), обеспечить энергобезопасность государства, развить социально значимые области, увеличить занятость в высокотехнологичных областях, интеграцию не просто со стратегическими партнёрами, а со странами, с которыми у нас уровень духовных, родственных и идеологических связей очень высок (Беларусь, Казахстан, Украина, Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, Туркменистан). Причина в непонимании приоритетности действий, приоритетности финансирования конкретных проектов (а не «вообще» направлений), требуемых объёмов финансирования. Следствие - бессистемное расходование даже тех жалких средств, что выделяется в программах.

Распиаренная ФЦП «Развитие атомного энергопромышленного комплекса России на 2007 – 2010 годы и на перспективу до 2015 года» построена по странной логике. Финансирование Программы в ценах соответствующих лет составляет 1 471,4 млрд. рублей, в том числе средства федерального бюджета, направляемые на капитальные вложения, составляют 674,8 млрд. рублей (45,9%); средства организаций атомной отрасли (или «иные источники финансирования») - 796,6 млрд. рублей (54,1%). Определены ли эти «иные источники финансирования»? Заинтересованы ли и способны ли они это финансирование осуществлять, особенно на НИОКР? Предприятия вынуждены искать выход из положения, чтобы «показать» эти 50% от «иного источника финансирования». Как привлечь инвестора (в т. ч. зарубежного) под заведомо заниженную оплату работ? Вот и продаются за бесценок другим организациям и конкурентам результаты, которые достигались годами, в которые вкладывались большие средства и которые актуальны на сегодняшний день. Иными словами, организуются схемы увода интеллектуальной государственной собственности. Или оформляют участие инвестора таким образом, что в действительности он не платит и не участвует в работах, а существует для прикрытия. То есть ФЦП способствует «уводу» технологических активов государства и вынужденным аферам. И теперь риторические вопросы: а кто автор этой ФЦП, каким образом она оказалась принятой, кто давал ей экспертную оценку, как обосновывали её комплексную оптимальность и с какими организациями, управлениями Росатома согласовывали?

Четвертая причина – государственный кадровый дефицит. Бессистемность и непонимание приоритетов, отсутствие согласованной государственной поддержки – его следствие. Складывается опасная ситуация: при малой востребованности интеллекта происходит системное падение уровня образования, морального, нравственного уровня людей, культурного и идеологического уровня государства в целом.

Пресловутый возрастной ценз имеет в отрасли свою специфику. На фоне продолжающегося старения кадров на высоких должностных позициях появляются молодые управленцы без качественной технической, инженерной отраслевой подготовки, но имеющие определённые знания и опыт работы в области финансов и экономики. И, как правило, они не чувствуют масштабов проблем, которыми занимаются. Сроки реализации проектов велики, а длительность пребывания в конкретной должности у подобного рода управленцев коротко. Впереди у них следующая карьерная ступенька. Таким образом, руководители, ответственные за проект, заранее знают, что результаты их деятельности будут ими же и оценены уже с более высокой позиции, и ими же приняты. Создаётся ложное впечатление, что многотысячные кадровые отраслевые ресурсы неспособны дать своих высококвалифицированных, понимающих именно эту специфику управленцев, что отрасль не воспитывает их внутри себя.

В результате такого управления мы имеем в лучшем случае краткосрочный экономический эффект за счёт более масштабного долгосрочного и ликвидацию временно убыточных участников. Фундаментальная и прикладная наука в такой постановке не нужны, для НИИ осуществляется поддержка жизненно важных функций на низком уровне, только для обеспечения текущих задач. Высококвалифицированные отраслевые специалисты среднего возраста уходят, т.к. не желают суфлировать незнающим и не видят для себя перспективы дальнейшего карьерного роста;

Молодые специалисты, затронутые общим падением качества образования, которое часто насаждается даже на государственном уровне, берут на себя «обязательства», не входящие в область своей компетенции и способностей. Очень высокая загруженность немногих оставшихся высококвалифицированных кадров среднего возраста текущими работами не оставляет возможности обучать молодых специалистов, что приводит к практическому отсутствию механизма передачи знаний от поколения к поколению.

Пятая причина: отсутствие отлаженного механизма коммерциализации законченных и незаконченных проектов с соблюдением интересов обладателей и потенциальных обладателей интеллектуальной собственности, их авторских прав, «полукриминализация» этой сферы. Некоторые примеры. Совершенно непонятно почему права собственности на конструкцию и технологию производства твэлов, ТВС принадлежат ОАО «ТВЭЛ», когда в её доведение до серийного производства вкладывало средства государство. Почему это не госсобственность? Сразу хочу ответить на возможные реплики, что все акции ОАО «ТВЭЛ» находятся в собственности государства: это временно. А если будет решено, что их часть можно продать? Только объявление госсобственности на такие виды результатов научно-технической деятельности помогут оградить «увод» технологических активов государства, а госпредприятия или АО – пусть будут пользователями и держателями.

Созданными для развития инновационной деятельности отраслевыми структурами (вопрос об уровне их технической компетентности остается открытым) нередко предлагается попросту «увести» коммерчески интересную технологию или разработку у предприятия. Подконтрольная этим структурам фирма получает право на её дальнейшее «использование», причем часто речь не заходит даже о технической реализации, а имеется в виду банальная перепродажа прав собственности. Такая схема касается обычно «малых» проектов.

Ещё один момент: так уж сложилось, что авторы многочисленных малых и средних технологических проектов, являются единственными, кто способен в них разобраться, ноу-хау в самом буквальном смысле. С их уходом эти проекты перестанут существовать, Припоминается, например, как еще в СССР плёночные датчики давления «открывали» несколько раз. Без юридически оформленного учёта интересов авторов, отчисления им роялти, выработки условий, когда они и предприятия-собственники прав готовы предоставить технологию, развитие коммерциализации наукоёмких и инновационных решений будет буксовать. Я не анализирую здесь причины, по которым «венчурные» организации и фонды вдруг решают финансировать одни проекты, исключая другие. Правила едины только на словах…

В отрасли инновационное развитие подменяется неуклюжей имитацией: будто бы выделяют средства, даже создают игрушечную структуру для этого. А на деле ситуация прорисовывается довольно печальная: одни играют в «работу над привлечением» 50% средств на проекты от инвесторов, а государство настойчиво обещает: как только «привлечёте», так получите ещё 50%. Совершенно неадекватная постановка вопроса, всё это отказываются учитывать при коммерциализации. И наличие патента или свидетельства на изобретение нередко приводит к обратному результату: «изюминка» технологии становится доступной всем, а формально её изменить, чтобы не повторять патент – не проблема. Но даже на эту деятельность предприятия не находят средств. Это следующая причина.

Шестая причина - фактическое отсутствие на большинстве предприятий, прежде всего в НИИ, маркетинговых центров и групп и отсутствие возможности содержать их в работоспособном состоянии. Для НИИ представляет обычно неподъёмную финансовую задачу самостоятельная реализация своего же проекта, поэтому наличие этих групп обычно полуформальное. Следствие этой ситуации – наличие проектов со слабой ориентацией на рынок и их неконкурентоспособность.

Централизованные венчурные и маркетинговые центры имеют свой недостаток: оторванность именно от высокотехнологического многопередельного «продукта», его конструктора и их ориентация на краткосрочные доходы.

В чем я вижу выход из этой ситуации:

·       развитие нравственного начала в государстве, растущего из нашего духовно-исторического бытия, а не трансплантация заражённых «механизмов» в общественное сознание и экономику, что обречено на неудачу и является главной причиной проблем;

·       реализация продуманной государственной политики и программ в области высокотехнологической деятельности, ускоренная реализация высокобюджетных крупномасштабных проектов, например, по рециклированию ОЯТ. Строительство жидкометаллических быстрых реакторов, в т. ч. исследовательских, т. к. ресурс большинства действующих ИР будет выработан к 2025 г.;

·       осуществление прямого государственного финансирования наиболее востребованных крупных инновационных проектов с доведением их до рынка и потребителя, прямое и достаточное государственное финансирование продвижения на зарубежные рынки продукции, определение специфических условий сотрудничества и интеграция с близкими нам государствами;

·       жёсткое принуждение нефтегазовой отрасли к участию в проектах атомной энергетики, формирование комплексного межотраслевого предложения на рынках;

·       повышение качества образования, в т. ч. исключение ситуации, когда доход вузов привязан к количеству обучающихся, разумное и оправданное использование зарубежных методик образования и методов его оценки, продолжение принципов и традиций отечественной системы образования (куда, конечно же, не входит практика ЕГЭ); повышение требований к обучающимся, качества преподавания и развитие возможностей именно промышленного производства вузами;

·       выполнение психологического императива в текущей ситуации – доведение эффективного инновационного именно высокотехнологичного и наукоёмкого проекта до реализации и получение от него эффекта в очень ограниченные временные сроки (начиная с вуза и с участием студентов).

Иначе специалисты потеряют последний оптимизм, а отрасль – последних специалистов.







Это статья PRoAtom
http://www.proatom.ru

URL этой статьи:
http://www.proatom.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=1100