Уважаемые коллеги! Я, Карпов Виталий Валентинович, бывший председатель ППО Калининской АЭС обращаюсь к Вам с этим письмом. Я много лет отдал профсоюзной работе и мне горько видеть разрушение дела, которому я служил. Моё письмо к Вам – это совет и предостережение. Я ничего не прошу для себя. Нетрудно догадаться, что такое письмо в принципе не может принести автору ещё что-то кроме беспокойства. А я хорошо подумал, прежде чем взялся за перо. Пишу эти слова потому, что хочу быть верно понятым Вами. Мои выводы – это в первую очередь результат бесед и обсуждений с работниками АЭС, в том числе и зарубежных, с профсоюзными работниками; подобную точку зрения разделяют многие.
Формат письма требует, чтобы я был, по возможности, краток.
Считаю, что в настоящее время сложилась новая правовая среда взаимодействия «работники – работодатель». В первую очередь эта среда закреплена в Трудовом Кодексе, но в настоящее время Правительство внесло изменения в профсоюзное и трудовое законодательство и не прекращает попыток этих изменений с целью снять любую защиту с профсоюзных активистов. Правовая позиция рядового работника, тем более члена профсоюза, ослаблена. По сути, работник поставлен в положение, когда он, как правило в одиночку, вынужден сражаться с бюрократической машиной предприятия. Предприятие же имеет достаточно мощную юридическую службу, противостоять которой непрофессиональному юристу практически невозможно. Казалось бы, таким центром юридической поддержки работников должен был бы стать профсоюз. На деле этого не происходит – ведь это потребует пересмотра направленности всей профсоюзной работы в целом.
Чего же хочет работодатель?
Прибыли растут, а зарплата работников практически худо-бедно лишь отслеживает инфляцию. Фонды зарплаты почти не меняются. Идёт перераспределение средств в пользу «менеджеров высшего звена». Дифференциация зарплаты увеличивается при фактически неизменной доле зарплаты в стоимости продукции. Работодатель отказался от прежних социальных обязательств, например, связанных со строительством новых блоков. Первый раунд собственник выиграл, он перераспределил денежные потоки в свою пользу. Но он не смог (пока ещё) нейтрализовать сопротивление профсоюза, который способен потребовать сбалансированного перераспределения средств.
Тогда работодатель под лозунгом «оптимизации» персонала начинает дробить коллективы на более мелкие, а, значит, финансово и организационно слабые. Некоторые профсоюзы уничтожаются совсем. Посчитайте, сколько ППО раньше входило в состав РПРАЭП, сколько их сейчас. Не удивительно, что численность членов профсоюза неизменно падает. Раньше в наш отраслевой профсоюз входили ППО строительных организации, сейчас их нет. В г. Удомле была большая (свыше 800 чел.) организация строителей, которая входила в «Электропрофсоюз»; ППО КлнАЭС взаимодействовала с ними через созданный нами координационный совет. Сейчас эта профорганизация прекратила своё существование. Неудивительно. Ведь профсоюз на стройке, где идут «распилы и откаты», наиболее опасен для финансовых «менеджеров».
Но численность работников падает во всех организациях, и не надо обольщаться ни процентами, ни профчленством в отделяемых подразделениях. Нетрудно в уме подсчитать, что 40% членов профсоюза в 5000-ной организации это больше, чем 75% в 2000-ной. (На КлнАЭС от 5500 человек осталось чуть более 2500, без учёта строительства 4-го блока.) А насыщение рядов организации начальниками делает профсоюз ещё более покорным. Что толку в профсоюзной работе, если членом профкома становится заместитель директора? Получается, что переговоры по коллективному договору он должен вести сам с собой.
Особо опасны для «менеджеров» работники НИИ. Владея специальными знаниями, они быстрее всех разберутся в ситуациях, когда технологические решения подменяются освоением (читай «распилом») денег.
Задача работодателя во втором раунде – уничтожить особо опасные профсоюзы (наука и строительство) а все прочие привести к покорности. Что собственно и происходит.
Именно по этой причине предпринимаются попытки изменить законодательство и снять юридическую защиту с профактива.
(«Политика», Газета.ru). И только грядущие выборы пока ещё сдерживают Правительство.
Кроме того, работодатель старается обходить решение социальных вопросов, организуя взаимодействия с молодёжными, ветеранскими и пр. организациями, отношения с которыми не прописаны в Трудовом Кодексе. Хотя те же вопросы было бы проще решить через профсоюз, как через сторону, подписывающую колдоговор. Кроме Колдоговора и Отраслевого соглашения у нас нет ни одного ИНОГО соглашения по ОТДЕЛЬНЫМ вопросам, как это предусматривает законодательство. Корпоративное соглашение не в счёт – это шаблон колдоговора (оно и было зарегистрировано как колдоговор!), кроме того, оно фиксирует не максимальные результаты отдельных колдоговоров, а минимальные результаты Отраслевого соглашения. Стремление обеспечить минимум соцподдержки – тоже тактика работодателя.
Решение вопросов о росте доли зарплаты в стоимости продукции, выравнивания чрезмерной дифференциации оплаты труда, сохранения научных, ремонтных и преподавательских коллективов невозможно без создания системы зашиты профактива. В лучшем случае будет «брошена кость» мизерных уступок.
Позитивный опыт защиты
Опыт организации защиты актива имеется, например у профсоюза «Соцпроф». Хотя эту организацию в РПРАЭП принято ругать (когда-то давно она пользовалась зарубежной финансовой поддержкой), но надо не только грозить кулаком иному профсоюзу, а и опыт его изучать. Только один пример. Если член профсоюза незаконно лишён премии, то премию ему платит «Соцпроф», одновременно обращаясь в суд с иском к работодателю. Из выигранных через суд средств профсоюз компенсирует свои затраты. Поскольку гонения всегда идут под надуманным предлогом, суды чаще выигрываются, чем проигрываются. «Соцпроф» не в накладе.
Когда администрация КлнАЭС устроила гонения на меня, «Соцпроф» оказал моральную поддержку, направив письма мне и директору станции. А ведь эти люди знали меня только по публикациям! В то время как мой «родной» профсоюз не только не поддержал, а даже помогал «добивать», согласуя моё увольнение за моей спиной. Но это к слову, дело не во мне.
Вот пример, который заслуживает особого внимания. Работники ведомственной охраны АЭС были выделены в отдельную организацию «Атомохрана». Казалось бы, они должны остаться членами нашего профсоюза. Но, быстро разобравшись в ситуации, они устремились в «Соцпроф»! Хотя, скажем, на Калининской АЭС работников атомохраны уговаривали, даже принуждали вступать в профсоюз РПРАЭП. Задайте себе вопрос: почему предпочтение отдают именно «Соцпроф»? Почему президент, как и экс-президент, встречаются с представителями «Соцпроф»? Неужели встреч со Шмаковым (ФНП) им недостаточно? Почему махровые работодатели всех рангов и мастей пытаются посеять раскол именно в рядах «Соцпроф»?
Под конец замечу, что в Удомле нам удалось создать защитный юридический центр, правда, уже не на профсоюзной основе. Могу поделиться опытом (устав, регистрация). Забавно, но туда обращаются даже некоторые руководители – работники КлнАЭС, не смотря на гневные окрики администрации. По большому счёту, руководитель тоже нуждается в защите, хоть и в меньшей степени.
Позвольте Вам напомнить
19 октября 2007г. «Уважаемый Игорь Алексеевич! В связи с низким уровнем заработной платы на предприятиях ядерно-оружейного комплекса (ЯОК) и невыполнением со стороны Росатома п.7.3 Отраслевого соглашения в соответствии с Постановлением Ш съезда РПРАЭП Ассоциация профсоюзных организаций предприятий ЯОК приняла решение о проведении протестных действий на местах 15 ноября 2007 года с продолжением в г. Москве 18 декабря 2007 года в виде пикетирования здания Управления Росатома на Большой Ордынке в количестве 150 человек». Обращение подписано членами Ассоциации профсоюзных организаций Ядерно-оружейного комплекса. Один из подписантов — председатель ППО ПСЗ г. Трехгорный Сергей Черепнёв.
31 октября 2007г. С.Черепнёв пишет обращение к руководителю Росатома С.Кириенко, в котором он описывает положение дел на заводе: вмешательство директора в работу профсоюзной конференции, в частности: «был организован сбор подписей за досрочные выборы председателя ППО ПСЗ. Сбор подписей работников предприятия проводился в рабочее время руководителями всех рангов в течение двух месяцев, с оказанием психологического давления, под непосредственным контролем генерального директора и директора по кадрам и социальным вопросам.» Хорошо знакомая мне картина маслом. Как две капли воды похожая на ситуацию на Калининской АЭС в конце 2007г.
Можно по разному оценивать Сергея Черепнёва. Можно долго дискутировать на тему «он хороший или плохой». Но не нужно. Поздно уже дискутировать. Мне вспоминается такой эпизод: на одном из профсоюзных пленумов было принято решение обратится к Правительству с просьбой об экстрадиции в Россию бывшего главы Минатома О.Адамова. Обоснование решения было простое – мы можем как угодно расценивать деятельность О.Адамова, но он член нашего профсоюза и мы обязаны защищать его. Это логично. Я тоже голосовал «за». Почему же логика «защитим члена профсоюза» применима к Адамову, но не применима к другим работникам?
И в моём деле, и деле Черепнёва много общего. В декабре 2006г. в журнале «Атомная стратегия» была опубликована моя статья
«Цена российского атомщика» - открытое письмо к С.Кириенко, вызвавшее гнев очень отдельных руководителей. Судя по современным публикациям, мои прогнозы относительно положения дел с кадрами в отрасли сбылись. Насколько мне известно, примерно в ноябре 2006г. С.Черепнёв и другие обращаются к С.Кириенко с письмом - предложением о встрече для обсуждения плачевного состоянии ядерно-оружейного комплекса. Их прогнозы, как вижу, тоже сбылись. Так, что мы оба – «нарушители спокойствия». Кстати, оба члены ЦК профсоюза… впрочем, может уже и нет. Поскольку я, к примеру, лишён возможности трудится и платить членские взносы мне не с чего, то по неуплате взносов я должен считаться выбывшим. Такая вот «профсоюзная солидарность». Можно было бы привести в пример ещё и председателя ППО Ленинградской АЭС М.Вивсяного. Тогда, в 2000г. на ЛАЭС было предзабастовочное состояние, в конце концов Вивсяному пришлось уйти, но, по крайней мере, ему дали возможность работать и травли не устраивали... Так, что пример с ЛАЭС не в счёт. «Охоты на ведьм» тогда не было. А вот когда пред. цехкома С.И.Захарова, вступилась за меня и стала помогать в судебных делах – её уволили мгновенно при мгновенном согласии профкома. Вот это уже настоящая «охота»…
Ещё раз подчеркну – моё письмо не просьба и не жалоба. Свои проблемы я буду решать сам. Просто на конкретных примерах я задаю своим товарищам весьма простой вопрос: а если в такой ситуации окажетесь вы? Отработаете год-два года, а что потом?
Меня «переизбрали» в январе 2008г., в апреле 2009г. уволили. Оцените оперативность сами: 18 марта – замечание, 23 марта – выговор, 23 апреля меня обвиняют ещё в одном нарушении, 24 – профком согласовывает моё увольнение и получает согласование руководства РПРАЭП, и 27 апреля – приказ об увольнение по ст. 81 с 28 апреля. Фантастическая быстрота. Причём профком даже не поставил меня в известность о том, что рассматривает мой вопрос. Хотя для этого им было достаточно просто снять телефонную трубку… На мой звонок председателю И.Фомичёву я получил ответ – раз профком согласен, то и мы дали согласие, разбираться не будем. В бытность председателем я рассматривал вопрос об увольнении члена профсоюза только после того, как с ним проводилось собеседование, т.е через несколько дней после поступления проекта приказа. Исключения делались только для увольнения по собственному желанию. Может, увольнение освобождённого работника профсоюза стоило бы рассматривать на заседании ЦК? Пусть не защитить, а хотя бы для себя вывод сделать?
Один нюанс представляется мне очень важным – замечание я получил за то, что воспользовался казённым компьютером, чтобы переслать в редакцию журнала поправки к публикации
«Прямая речь» в «Атомной стратегии».
Эта публикация – интервью с экс-зам.министра атомной энергетики Б.Нигматулиным, подписанное мною как депутатом Совета депутатов г.Удомли. В этой статье нами был затронут очень важный вопрос, вопрос использования электроэнергии АЭС для непосредственного снабжения городов-спутников. По оценочным подсчётам, экономия за счёт транспортной составляющей позволила бы удешевить электроэнергию в зоне АЭС на 30%. А, значит, удешевить тарифы ЖКХ, удешевить строительство новых блоков (кстати, подумайте и Вы о снижении ЖК тарифов и в Ваших городах). Технически такая возможность есть, препятствия чисто законодательные, т.е. в компетенции депутатского корпуса. Разумеется, это решают не городские депутаты, но они могут выйти с инициативой хоть на Президента, хоть на Государственную думу. Отправка электронной почты занимает несколько секунд, но мне ставят в вину, что я «использовал оборудование станции в личных целях в рабочее время» (!?). Да ещё с чужого компьютера – мой, естественно, к эл. почте не подключили.
Никого не заботит, что курение или звонок по телефону отнимают гораздо больше времени, не говоря уже о молебнах, крёстных ходах или купании в проруби-иордани в рабочее время. Вот ещё одно поприще для охраны труда, ибо подмена работы молитвами не только бессмысленна, она ОПАСНА. Уверен, что «праведный гнев» вызван не столько «потерянными секундами рабочего времени», но в первую очередь моей депутатской деятельностью, которую мне не раз ставили в вину. От КлнАЭС даже звонили в редакцию «Атомной стратегии», пытаясь «повесить» на меня ещё одну статью, подписанную «И. Штольц». Но разве поиск решения способов снижения ЖК тарифов и энергообеспечения строительства – моя личная выгода? Я это делаю не для себя.
Представьте себе: член профкома говорил по казённому телефону в рабочее время на непроизводственную (социальную) тему. Всё! «Использование оборудования работодателя в личных целях» налицо. Тогда Ваших товарищей можно смело наказывать. И Вас тоже, если будете переизбраны.
Мой пример, как и пример Черепнёва, заслуживает анализа для последующего ответа на вопрос: «Так есть профсоюзная солидарность или её нет?»
Можно было бы задать циничный вопрос: «А почему ты не обратился в профсоюз за помощью?» Очень надеюсь, что такой вопрос не прозвучит – даже у цинизма есть предел. Какую помощь можно ждать от людей, которые участвуют в расправе, решают твою судьбу за твоей спиной, которые неохотно цедят «Мало нам проблем с Черепнёвым, а тут ещё»... О каком обращении можно говорить, если новоявленный председатель профкома выступает в областном суде на стороне работодателя при рассмотрении моей кассационной жалобы... Судьи несколько раз переспросили, на чьей стороне профсоюз? А когда услышали ответ, принялись хохотать.
У цинизма есть предел – он называется «смех».
Русский вопрос: «Что делать?»Коллеги! Предлагаю Вам обсудить моё письмо на пленуме.
Подумайте, как создать систему защиты профактива.
Подумайте, как ориентировать работу ППО на юридическую поддержку работников Ваших организаций.
Прошу Вас дать оценку состоянию профсоюзной солидарности в отношении меня и С.Черепнёва. (Устная оценка вас не обременит и не обяжет. Но она поможет осознанию проблемы).
Убеждён, без этого все прочие вопросы просто не решаемы.
Прошу вас заслушать меня на пленуме или в иное, выбранное Вами, время.
Искренне Ваш, Карпов В.В., безработный
kvv52@udomlya.ru
