Его последнее эссе  посвящено теме, которая рано или поздно встаёт перед каждым: «Человек смертен, Кай – человек, следовательно…». Полагаю, что у всех бывают периоды тоски, сомнений и "тягостных раздумий". В этих состояниях "поддержкой и опорой" зачастую служит понимание, что все происходящее, в том числе страдания и сомнения, является очевидным свидетельством того, что ты живешь. И чем сильнее переживания, тем отчетливее критерии.

Главная мысль статьи Д.А.Тайца выложена в её начале и сформулирована прозрачно и точно: «Есть вещи, предельно простые, досконально известные и… недоступные пониманию. Более того, представляющие собой единственное абсолютно достоверное знание: «Знаю, я существую» и «Знаю, смерть неизбежна». И, право, не важно, какие умные люди высказывали по этому поводу глубокие мысли, каждому из живущих необходимо ответить на эти вопросы себе самому.

По мнению многих, переживших репрессии, тюремная одиночка страшнее лагеря именно потому, что там время как будто останавливается, ничего не происходит и кажется, будто ты уже умер. У А. Солженицына, В. Шаламова, Е. Гинзбург можно прочесть об опьяняющем бывшего лагерника чувстве свободы просто идти, сидеть, лежать. С этой точки зрения все цитированные Д.А.Тайцем авторитеты – не более, чем обычные люди, бестолковые  вольняшки, не способные наслаждаться простым бутербродом, глотком вина, мясом в супе. Уровень чувствительности наших рецепторов слишком высок и, чтобы испытать "жажду жизни", нам нужны сильные ощущения. Правда, думается, что на воле бывшие лагерники быстро теряют эту остроту восприятия. Так тупится бритва от ежедневного употребления. Но вот память об этом чувстве, наверно, сохраняется надолго.

Поэтому все происходящее с нами –  благо, ибо указывает, в первую очередь, что мы еще живы, а лишь потом - на качество и содержание бытия. И это благо не зависит от времени, а только от нашей способности принимать его, радоваться и наслаждаться любыми мелочами жизни. Само это ощущение, а не понимание весьма  помогает жить. Механизм  его не таков, что, мол, многие люди лишены того, что у тебя в достатке. Нет, «жизни мышья беготня» заглушает негромкие звуки. Мы просто  неспособны постоянно наслаждаться тем, что в любой момент могут отнять. И не столько тюрьма или лагерь, сколько - смерть.

Мысли о временности и бренности всего живущего неотделимы от размышлений о цели и смысле жизни и сопровождают нас с юных лет. Но загадка собственной смерти, как мне кажется, возникает еще раньше, и мысли о смерти привычны, как дыхание. Всё это – темы искусства, а не науки и, уж тем более, философии, которая неуклюже вторгается в чужую область, ибо претендует на знание, а такие вещи, как правильно сказано, «недоступны пониманию». Именно на эту тему написано,  может быть, самое глубокомысленное четверостишье в русской поэзии: «Жизнь - без начала и конца./Нас всех подстерегает случай./Над нами - сумрак неминучий,/Иль ясность божьего лица».

Спиноза, действительно, не первый отметил, что высшая мудрость состоит в том, чтобы не думать о смерти, так же полагали Сократ и стоики. Может быть, это была одна из причин, по которой его изгнали из синагоги, так как для евреев размышления о смерти являются одним из путей общения с Всевышним. В комментариях к Торе сказано, что для правоверных существует 247 заветов (по числу костей в скелете) и 365 запретов (по числу дней в году), которые необходимо исполнять. Остальные – должны придерживаться 10-и заповедей Моисея. Но тем, кто и этого не могут, следует просто постоянно помнить о смерти и они тоже спасутся.

По-видимому, я - не мудр и отношу себя к последней группе, так что надежды не теряю. Можно всех людей разделить на две части по этому признаку, если б сто лет назад этого блестяще не сделал Л.Толстой. Он полагал, что многие люди очень редко или почти не думают о смерти. И не важно - от великой мудрости это происходит или от страха и неумения мыслить. "Люди Спинозы" живут по принципу "уж мы-то не умрем". Другие же, "люди Толстого", напряженно и часто думают о ней, постоянно помнят о смерти и готовятся к ней. И невозможно определить, какая из позиций более правильна, ведь, в конечном счёте, многое зависит от периода жизни, времени суток, состояния и т.п.

Если человек может о себе сказать: "Держу в уме, что я еще не умер", то в зависимости от настроения он может делать разные выводы: не только о благости, но и о бренности всего живущего, - а, значит, бессмысленности и недолговечности любви, радостей и страданий. Такое  домашнее отношение к смерти позволяет сформулировать некую собственную этическую концепцию. Я не претендую на ее оригинальность и самобытность, а лишь - на доморощенность. Как было где-то сказано: «Птица свободной мысли парит на двух крыльях: независимости и невежества».

Существуют различные принципы поведения свободной воли, императивы, предложенные в качестве общего правила. Кант делил их на технические, относящиеся к умению себя вести, прагматические, пекущиеся о всеобщем благе, и категорические, моральные, относящиеся к свободному поведению.

Самые известные из них содержатся еще в Библии. Десять заповедей Моисея, а также "Око за око, зуб за зуб", "Не делай другому, чего не хочешь, чтоб делали тебе", "Нет ничего лучшего, как веселиться и делать доброе"... "Лучше горсть с покоем, нежели пригоршня с трудом и томлением духа" - это из Ветхого завета.  Девять заповедей блаженств из Нагорной проповеди… "Поступай так, как если бы субъективный принцип твоего поступка посредством твоей воли должен был стать всеобщим законом природы", - так звучит категорический императив у Канта.

Наряду с ними может существовать такое правило: делай так, словно сразу же после совершения поступка ты умрешь. Эта максима  заключает бесспорную мысль, что "человек смертен внезапно". И из нее следует не отказ от поступков, последствия которых отдаленны, а стремление не делать ничего такого, что следовало бы исправить, о чем бы пришлось сожалеть перед смертью. Вот, читаете же вы эти заметки, а на любой странице можете немедленно помереть.

Постоянное ощущение висящего над нами меча Дамокла, наверно, откладывает определенный отпечаток на мировоззрение и поведение, но, право же, ничуть не мешает радоваться жизни, когда она дает тому основания. "Кончину чую, с девушкой ночуя".

Эти постоянные, напряженные раздумья, стремление выполнить свой императив, позволяют поддерживать готовность умереть в любое мгновенье. Конечно, многое будет не окончено, недоделано, но главное - это ощущение внутренней свободы, смирение пред неизбежностью и некоторое любопытство, основанное лишь на родовой, природной склонности, а не на твердости воли. Это как валун, лежащий в русле ручья. Вода обтекает его с постоянством, кажущимся незыблемым. Но отвалите камень, и через некоторое время русло выровняется, и уже ничто не напомнит о бывшем существовании.

Магнит, подложенный под компас, снижает свободу колебаний стрелки, и повышает независимость от нее курса корабля. Но мы-то не знаем, "куда ж нам плыть?..", и заблуждение Колумба многозначительно и величественно. Конечно, ничего не стоит написать: "Я к смерти готов", но кто ж может предвидеть своё состояние, когда она придет, дав время ее осмыслить. Тем более, что в отличие от понятия любви, которое многозначно, субъективно и поливалентно, смерть чётко предопределена для любого из нас.

Часто читаем и слышим, что XX век с его гекатомбами жертв, смертей, геноцидом и войнами притупил остроту отношения к смерти, сделал частную человеческую жизнь незначительной, перевел мысль о смерти из разряда трагических событий в рядовой случай. Но отнюдь не у всех. Так ведь и раньше это было не у всех. "Восстание масс" и здесь оказало свое размывающее, опошляющее, усредняющее влияние. Когда знаменатель слишком велик, дробь уменьшается, но к числителю это не имеет отношения.

Для того, кто ощущает живую связь с миром, единство со всем человечеством, и бывшим, и будущим, - любая смерть "умаляет" бытие. Любая смерть - конец света, катастрофа. Живое чувство боли не опровергнуть словами. Если оно есть.
               
Завершу эти заметки завалявшимся в памяти стишком, вполне относящимся к теме. «Нелеп ли я, когда на склоне лет / чужим вопросом задаюсь назойливо: /ведь если Бога нет,  то всё позволено.…/ А если Бога нет?// В конце концов, не воздух и не хлеб, / и мог свои б уменьшить притязания, / но каждый день опять решаю заново: / насколько я нелеп?».
               
P.S. Так как эти заметки я посылаю на Проатом, добавлю несколько тематических соображений. Приведённые выше моральные правила, очевидно, делятся на две группы: императивные, положительные (делай так) и предохранительные, отрицательные (не делай этого). Также классифицируются технические нормы и правила. Часто можно слышать такую сентенцию: «В обычной промышленности всё разрешено, кроме того, что запрещено правилами. В атомной отрасли, напротив, всё запрещено, кроме того, что разрешено правилами». 
               
Если бы она последовательно выполнялась, то все федеральные нормы и правила (ФНП) в сфере промышленной безопасности должны были бы относиться к отрицательной группе и начинаться с частицы «не». А в атомной области – носить императивный характер. На практике же такое разделение не выдерживается, все ФНП преимущественно написаны в императиве. Так что или приведённая общая схема не верна, или при разработке промышленных ФНП, статус которых только недавно установлен законом, их форма должна быть переработана, что вряд ли целесообразно. Хотя полезно помнить, что из 10-и заповедей Моисея только две императивны, остальные – отрицательны, тогда как заветы Христа – все положительны…