Старт производственно-технического отдела ЛАЭС
Дата: 02/10/2014
Тема: Время и судьбы


М.В.Шавлов, лауреат Госпремии СССР и Премии Совета министров СССР, ветеран атомной энергетики и промышленности.

Окидывая взглядом пройденный трудовой путь с завершающегося этапа жизни, невольно удивляешься мудрой и дальновидной технической политике Министерства Среднего Машиностроения. Она заключалась в том, что с началом строительства объекта создавался костяк проверенных в деле будущих эксплуатационников ведущих профессий. Он брал на себя не только организацию контроля качества строительно-монтажных работ, но и контроль выпуска качества проектно-конструкторской документации. В ходе проектирования создавался своего рода симбиоз, то есть сплав из проектно-эксплуатационного персонала с доверительными отношениями.


Такие взаимоотношения обогащали друг друга, что благотворно отражалось в документации создаваемого объекта. Минимум один раз в неделю представители будущей эксплуатации посещали проектные организации. При необходимости принимались совместные решения по возникшим  проектным проблемам. Ведь в процессе разработки проекта безболезненно можно использовать более оригинальные решения, не вызывая негативных явлений со стороны авторов проекта, которые проявляются  при изложении замечаний уже к выпущенному проекту.  

В поисках оригинальных решений были  своего рода и комичные проработки, которые не нашли реализации в будущем. Одновременно на территории строящейся ЛАЭС Крамеров Александр Яковлевич (из института атомной энергии) провел несколько семинаров по главной схеме станции с ее эксплуатационным персоналом. По результатам этих семинаров нами вовремя были замечены и ликвидированы казусы некоторых необдуманных  решений. Никто не знает, что  для пуска ГЦН предусматривалось заполнение барабанов-сепараторов (БС) вместе с паропроводами. К этой заполненной системе подключались компенсаторы объема (КО). Уровень поддерживался в КО при рабочем давлении в газовом объеме в 70 атм. Осуществлялся запуск ГЦН. Выводился на мощность реактор. Осуществлялся разогрев контура до проектных рабочих параметров  пара по температуре и давлению. В дальнейшем осуществлялось вытеснение воды из паропроводов с организацией номинального уровня в БС.

Такой режим, видимо, был задан институтом ИАЭ и предусматривался для обеспечения повышенной безопасности работы ГЦН за счет существенного превышения давления воды над давлением водяных паров во всасывающем его патрубке.  Абсурдность такого решения не выдерживает элементарной критики. Достаточно обратить внимание, что в конечном счете  работа ГЦН все равно должна была обеспечиваться  величиной превышения давления  над давлением водяных паров в  патрубке насоса исключительно за счет разности в высотных отметках расположения номинального уровня в барабанах -сепараторах (БС) и всасывающего патрубка насоса за вычетом конечно гидравлических потерь в опускной системе (порядка 3 метров водяного столба жидкости) при температуре перекачиваемой воды из БС, находящейся на линии насыщения водяных паров (то есть без захолаживания опускной системы питательной водой). Режим пуска ГЦН с заполненными водой паропроводами был из проектирования исключен.  Установленные компенсаторы объема были использованы в дальнейшем в качестве дополнительных реципиентов для закачки  в них гелия из РП реактора при ремонтных работах.

Также претерпел изменения режим работы барботеров. Для увеличения паровой аккумулирующей способности барботеров температуру воды в них предусматривалось обеспечивать на уровне 20-300С, то есть с величиной недогрева 80-70 градусов до температуры кипения при атмосферном давлении.  В таких условиях аварийный сброс пара в барботеры неизбежно сопровождался бы  мощными гидравлическими ударами, что небезопасно для целостности этого оборудования. В процессе эксплуатации постоянно действующие дренажи паропроводов кольца высокого давления нами были переадресованы на  кольцо среднего давления для организации постоянного подогрева водяного объема барботеров, что исключило в принципе возможность появления опасного режима недогрева.  Высказанные Крамерову А.Я. замечания, нашли положительное решение в проекте даже без дополнительных обращений с нашей стороны в адрес ВНИПИЭТ. В схеме байпасной очистки (БО) проектом предусматривалась нежелательная связь  по первому контуру между первым и вторым энергоблоками. Резервный намывной фильтр мог подключаться как к БО первого блока, так и к БО второго.

Будучи еще начальником химического цеха, пришлось волевым порядком  разрушить эту связь.Вот почему на первом блоке очутилось три намывных фильтра, а на втором блоке только два (без резерва). Забегая вперед, пришлось уже в процессе эксплуатации волевым порядком также разделить между блоками систему подачи технической воды на теплообменное оборудование и на технологические конденсаторы. При этом пришлось для каждого блока оставить по одному водоводу, а третий водовод отключить от системы.

В процессе эксплуатации столкнулись с интенсивной коррозией трубных досок конденсаторов турбин в местах вальцовки трубной системы. Протекторная защита не помогала. При детальном анализе проектных и конструкторских решений было выявлено, что Харьковский турбинный завод  для ЛАЭС предложил поставить конструкцию конденсаторов в морском исполнении, то есть с коррозионностойкими трубными досками в морской воде.  Однако Фукс Владимир Павлович, будучи в должности исполняющего обязанности главного инженера (до Еперина А.П.), принял самостоятельное решение на удешевление поставки оборудования Харьковского завода с оформлением соответствующего документа по изготовлению конденсаторов в обычном исполнении. Это обошлось нам боком. Пришлось разрабатывать технологию по замене трубных досок (естественно при этом и трубной системы) в процессе эксплуатации на всех турбинах первого и второго блоков. Вышло, как по пословице «скупой платит дважды» и при чем,значительно дороже первоначального варианта. 

С назначением на должность начальника производственно - технического отдела (22 декабря 1970 года) в первую очередь произвел детальную проверку с необходимым расчетным доказательством раздела технико-экономических показателей станции.  В основе расчета были  использованы нормативы Министерства Энергетики и Электрификации СССР по периодичности и продолжительности ремонта пятицилиндровой турбины. Вскрыты были также неучтенные потери тепла на блоке, что потребовало корректировку номинальной мощности реактора при номинальной электрической мощности блока 1000мВт. В частности не учтены были потери тепла на контур СУЗ (порядка 50мВт) и на байпасной очистке. В итоге проектные показатели очереди станции с выработкой электроэнергии в 15 миллиардов киловатт-часов, нормированной номинальной тепловой  мощностью реактора в 3140мВт и расходом электорэнергии  на собственные нужды в 6,8% претерпели изменения. Раздел технико-экономических показателей станции был перевыпущен. В нем были заложены рекомендованные величины. Так годовая выработка электроэнергии очереди станции с двумя блоками — 14 миллиардов киловатт-часов (для ЛАЭС в целом с четырьмя блоками 28миллиардов киловатт-часов), нормирована тепловая мощность реактора в 3200мВт, расход электроэнергии на собственные нужды—8,25%. Эти показатели стали основой всех последующих АЭС с реакторами РБМК.

Передо мной, как перед начальником ПТО, стоял вопрос о подготовке систем блока к пуску. Для этого, в первую очередь, необходимо обеспечить чистоту основных контуров блока. Были разные шатания в решении этой проблемы. Пришлось эту проблему взять в свои руки.  Оформил соответствующее задание, в котором за основу принял  промывку систем собственными насосами. Внесли изменения и в проектную компоновку некоторых штатных систем.  Например,  пришлось изменить расположение арматуры на напорном коллекторе питательных  насосов так, чтобы работа одного насоса ПЭН могла обеспечить последовательную промывку четырех ниток питательных трубопроводов.  Может быть, с точки зрения разрыва трубопровода такое требование и нежелательно, но мы исходили в этих вопросах всегда из таких позиций, что сталь не чугун и разрывы  в этих системах могут сопровождаться во времени с постепенным развитием трещин и свищей. Это всегда будет по продолжительности достаточным условием для принятия необходимых мер  по локализации развивающихся событий.  На всасе  питательного насоса,  участвующего в промывке, предусматривалась конусная сетка с контролем перепада давления. Промывку питательных трубопроводов запланировали произвести и осуществили раствором на основе лимонной кислоты. Промывку контура многократной принудительной циркуляции(КМПЦ) в задании предусматривали произвести насосами ГЦН с установленными  в групповых коллекторах конусных сеток (также с контролем перепада давлений на них).

Хочу обратить внимание на недружественный акт при пусконаладочных работах. С завершением промывки на КМПЦ был вскрыт контур для осмотра и извлечения сеток из групповых коллекторов. При вскрытии контура Еперин А.П. принял решение оставить сетки в групповых коллекторах на неопределенное время, пока позволяют условия до физического пуска реактора. Это нас спасло, можно с уверенностью утверждать о преднамеренной диверсии на первом энергоблоке ЛАЭС. С повторным пуском ГЦН в промытой системе вдруг зафиксировали недопустимый перепад на группе сеток групповых коллекторов. Остановили насосы, чтоб не разрушить сетки недопустимым перепадом давления. Вскрыли контур и выявили наличие на этих сетках свинцовую дробь. Можете себе представить, чтобы произошло, если бы мы вынули сетки в соответствии с программой промывки. Дробь оказалась бы на системе измерения расхода (шариковых расходомерах) и возможно на кассетах загрузки реактора. Конечно, это было бы существенным осложнением пуска реактора. Мы приняли негласное решение: при вскрытии контура усилить контроль по допуску персонала во вскрытый контур. Эта диверсия прошла для всех практически незаметно,  так как нами она не афишировалась.

Представляет комический интерес  по поиску и разработке программы продувки паропроводов  паром.  Поскольку энергоблок РБМК имеет одноконтурную схему,  считали, что недопустима продувка паропроводов реакторным паром со сбросом его в атмосферу. Искали разные варианты продувки паропроводов, но только не реакторным паром. ВНИПИЭТ разрабатывал и выдавал проект об использовании паровозов из госрезерва  с расположением  их в НИТИ и с передачей пара от них через паропроводы на продувку паровых систем блока (главных паропроводов блока). Для этих целей предусматривалось в НИТИ установить порядка 32-ух паровозов. Выданы были проекты на железнодорожные пути для расстановки и обвязки паровозов паропроводами с подачей пара на ЛАЭС. Комично выглядело бы это решение: —паровозы толкают большую атомную энергетику. Параллельно этому решению  Здор Юрий Афанасьевич, будущий начальник турбинного цеха, разрабатывал вариант о привлечении линкора от моряков с использованием его энергетической установки для продувки паропроводов блока.Требовалось осуществить   максимальное приближение линкора к береговой линии. Принимались меры по привлечению земснаряда на углубление фарватера. По всем вопросам с моряками была достигнута договоренность.

На данном этапе знаний, может, это звучит и наивно,  мы старались не допустить  радиоактивные выбросы в атмосферу при пуске блока в ленинградском регионе. Выше изложенные варианты продувки паропроводов меня не прельщали к реализации. Помог случай в беседе с Козловым Евгением Петровичем, прибывшим с Красноярска-26 на ЛАЭС в 1972 году. «Чего вы мучаетесь? — сказал он — пуск блока осуществляется при  свежих загруженных кассетах. Они ведь герметичные. Поэтому радиоактивные выбросы в атмосферу с паром могут быть только за счет короткоживущих радионуклидов, что дает реальную возможность продувки паропроводов реакторным паром».  Я подготовил соответствующее решение на  продувку паропроводов реакторным паром,подлежащее согласованию начальником 3ГУ Министерства Здравоохранения СССР и с последующим утверждением у начальника 16ГУ тов. Мешкова А.Г. Подготовил проект документа с грифом ДСП (для служебного пользования) и отбыл в Москву для окончательного его оформления (согласования и утверждения).

С оформленным документом вернулся. Меня поджидал неприятный сюрприз со стороны начальника первого отдела тов. Маркова Геннадия Дмитриевича. Он обвинил меня в нарушении режима секретности по первому отделу и назначил разбор моих нарушений с участием представителей от КГБ. Разбор осуществлялся в присутствии парторга Варовина Ивана Александровича (хотя я не был тогда членом партии) и главного инженера ЛАЭС тов. Еперина Анатолия Павловича. Были предъявлены три случая нарушений, по которым ставился вопрос о лишении меня права  пользования архивом  первого отдела. На это я ответил, что ликвидация допуска к документации первого отдела автоматически ставит вопрос об освобождении меня от должности начальника ПТО. Теперь по существу предъявленных мне нарушений. Первое нарушение, озвученное Марковым:

— Шавлов подготовил к отправке несекретный документ, в тексте которого фигурировало открытое и условное наименование. В открытой почте это недопустимо. По требованию директора тов.Муравьева Валентина Павловича с резолюцией на первом экземпляре «переоформить документ как положено по первому отделу» отказался вернуть остальные экземпляры для уничтожения.

Я подробно рассказал суть произошедших событий:

— По  решению руководства я подготовил письмо-просьбу к  Министру Энергетики и Электрификации СССР тов. Непорожнему Петру Степановичу, чтобы он оказал содействие в приобретении пульта аналогичного Асуанской ГЭС  (Египет) для блочного щита управления (БЩУ)блока №1. Это письмо было подготовлено в тетради отрывных листов первого отдела, так как в тексте фигурировало условное и открытое наименование. Марков не пропустил к печати по первому отделу, так как, по его мнению, ничего секретного  не содержится. Вызвал меня и заставил переписать для отправки открытой почтой, не принимая во внимание на мои возражения и указания, что письмо содержит недопустимые для открытой печати условное и открытое наименование предприятия. Он настоял на своем. Тогда я в тетради отрывных листов сделал надпись «не уничтожать» и подготовил письмо в соответствии с требованием Маркова. На подписи у директора я обратил его внимание на нарушение требований текста инструкциям    первого отдела. Директор на первом экземпляре  написал резолюцию Маркову «засекретить», а остальные экземпляры порвал и выбросил в урну, находящуюся в кабинете. С этой резолюцией  я передал письмо Маркову. Он потребовал возврата остальных экземпляров. Я отказался потрошить урну директора, так как в данном случае не я виновник в нарушении требований инструкции. Он пошел к директору с жалобой на меня. Директор вызвал и попросил:

— Миша, не буду же я директор ковыряться в урне. Будь добрым найди эти экземпляры. Отдай этому «мудаку».

При этих словах Марков выскочил из кабинета. Я  схватил директорскую урну и выскочил с ней вдогонку за убегающим.  Марков в своем кабинете сидел уже покрасневший за своим столом. Я высыпал содержимое директорской урны ему на стол.

— Ищи. Здесь находятся остальные копии письма по воле твоей ошибки.

Конечно, при более лояльном отношении Маркова  в этом инциденте: "Я ошибся, Миша, давай вместе найдем остальные экземпляры и уничтожим". В таком ключе я всегда пошел бы навстречу. Никаких инцидентов не было бы.  В конкретном случае ошибку допустил не я, а Марков Г.Д. В данном случае он вел себя вызывающе. Он «белая кость», может позволить себе все, а меня ниспровергал до положения раба. Должен исполнять по его воле любую черную работу или услугу.Вообще я впервые ощутил к себе такое высокомерное хамское отношение. Я не признаю за собой это нарушение. Данный случай следует переадресовать Маркову Г.Д. 

Второе нарушение, предъявленное Марковым:

— В кабинете главного инженера Еперина Анатолия Павловича Шавлов расширил круг лиц ознакомления с секретным документом.

Отвечаю:

— Главный инженер проводил техническое совещание. На совещании принимали участие представители ВНИПИЭТ  и я. В процессе рассмотрения определенной технической проблемы я сообщил, что мнение представителей ВНИПИЭТ отражено в соответствующем их отчете, в котором они являются его авторами.

— Принеси отчет.— Распорядился главный инженер.

Я из первого отдела принес отчет.  Открыл соответствующую страницу.Нашел фразу для зачтения и после чего обратился к главному инженеру:

— Хотя на этом совещании присутствуют только авторы этого отчета, а в интересующей нас фразе ничего секретного нет, тем не менее, отчет секретный и взят из первого отдела мной.Имею ли я право в данном случае озвучить интересующую нас фразу?

Тов. Еперин А.П., он здесь присутствует, соврать мне не даст, распорядился:

— Зачитывай.

Я начал зачитывать, как вдруг приоткрывается дверь кабинета и просовывается голова Маркова Г.Д..  Окинул взглядом. Голова исчезла. Дверь захлопнулась. В чтении я перерыва не делал. В данном случае я не считаю себя нарушителем режима секретности по первому отделу. Если и может здесь формально фигурировать нарушитель так это главный инженер Еперин А.П., который своим распоряжением подчиненному ему лицу взял на себя эту ответственность.

Представители из КГБ начали мне возражать, что и в случае указания главного инженера я все равно не должен был подчиняться и зачитывать фразу. Я категорически не согласился с таким мнением. Ведь вышестоящий руководитель по подчиненности в гражданской сфере, как и в армии,при соответствующем распоряжении берет проблемы подчиненного на себя.

Третье нарушение, предъявленное Марковым:

— Шавлов, уезжая в командировку, не сдал в канцелярию документ с грифом ДСП, а увез с собой в Москву.

Отвечаю:

— Это как раз относится к подготовленному мной проекту документа, который я взял с собой в Москву на согласование  3ГУ Минздрава СССР и на утверждение  16ГУ, после чего этот проект превращается в документ. Разъяснил разбирающей меня комиссии, что в Москву я не брал с собой документа, а брал подготовленный мной проект документа с грифом ДСП на дальнейшее оформление. После оформления  в Москве он только тогда приобрел статус документа для ЛАЭС. А я как начальник ПТО имею право пользоваться документами ДСП в интересах предприятия не только на территории своего предприятия.  Данное нарушение, предъявленное в мой адрес,полностью надуманное и ущемляет права той должности, которую я занимаю.

Каких либо возражений в мой адрес не последовало. Меня попросили выйти. С заходом во второй раз вынесли мне вердикт.Я должен дать слово, что впредь нарушений по первому отделу допускать не буду.На это я ответил категорическим отказом:

— Я по первому отделу нарушений не имею и слов таких как «впредь» давать не собираюсь.

На этом разбор меня был закончен. Претензии Маркова ко мне Епериным А.П.  были доложены Мешкову Александру Григорьевичу (начальнику 16ГУ).  Вскоре Маркова Г.Д. вызвали в Москву в режимное управление Министерства (для проработки). Возвратившись, он по первому отделу распорядился: «За Шавловым больше не следим». Тем не менее, Марковская деятельность в режимных делах строящейся ЛАЭС имела явно выраженные негативные аспекты. Реактор РБМК, кроме экономических характеристик связанных со стоимостью топлива, был рассекречен в апреле 1971 года. Однако дух секретности на станции преследовал всех еще долгое время (до снятия Маркова с должности начальника первого отдела). Комично выглядит следующий абсурдный случай.  На ЛАЭС пришли журналы «Атомная энергия», в которых была статья о реакторе РБМК. Он реквизировал все экземпляры журнала,прибывшие на станцию, и засекретил их в части опубликованной статьи. Им была перекрыта телефонная связь по всем вопросам конструкторских, заводских,строительных и монтажных работ. Он устроил прослушивание и отключение телефонов. Перекрыл телетайпные сообщения и переговоры конструкторских организаций со своими предприятиями. Докладные и служебные записки не помогали.На станции была им создана система осведомителей.  Но когда стали отключать телефон при звонках из Москвы представителям главного конструктора реактора (НИКИЭТ), терпение их руководства было исчерпано. Прибывшая на станцию специальная комиссия санкционировала снятие  Маркова с должности начальника первого отдела. Его назначили на должность старшего инженера научно технической информации.

В этом случае мне пришлось приложить немалые усилия, чтоб Маркова ввели в структуру научно-исследовательского отдела (НИО) с передачей им библиотеки из структуры ПТО.  Мотивировка была неотразимой. Существование научно- исследовательского отдела (будущее его название «отдел ядерной безопасности и науки») без научно-технической информации и соответствующей библиотеки немыслимо. До передачи библиотечного фонда мной на должность библиотекаря был принят прекрасный по всем деловым качествам человек, вкладывавший все свои духовные силы в библиотечное дело. Трагична была ее судьба. Она, Веселова Эльвира Григорьевна, до библиотечной работы была инженером-куратором отдела капитального строительства (ОКС) строящейся ЛАЭС. На площадке строительства  попала под машину, груженную бетоном. С раздробленными тазовыми костями и костями ног выкарабкалась. Еле передвигалась. Вот в таком состоянии я принял ее к себе на должность библиотекаря. По отношению к новой работе, ее творческому вкладу в библиотечное дело, она быстро стала незаменимым и нужным работником на предприятии в этой сфере деятельности.

Марков Г.Д. научно-техническую информацию свел исключительно к формализму. Все ему должны, а он никому ничего не должен. Да и что он мог, человек со школьным образованием? Ровным счетом ничего. Проекта станции не знал, и знать не хотел. А без знания станции (и ее узких мест) он в принципе оказался не на своем месте.  С Эльвирой Григорьевной развел склоки. Решил ею, человеком с высшим образованием, верховодить.  Научно исследовательский отдел и заместитель главного инженера по науке тов. Рябов Владимир Иванович практически перестали работать по своему прямому назначению. Ежедневно были заняты по разбирательству склок и жалоб. Их терпение лопнуло. И вот однажды, возвращаясь с очередной командировки, меня знакомят с приказом директора, по которому  библиотеку и старшего инженера по научно-технической информации изъяли из структуры НИО и ввели в структуру ПТО. Круг замкнулся. Жребий брошен на меня. В данной статье я вынужден изложить до логического конца судьбу Маркова, хотя она не относится к теме.

Все мои усилия на разобщение Маркова с Веселовой, с  размещением в разных местах или  кабинетах не увенчались успехом.  В его словах  фиксировалась открытая ложь в возбуждаемых им конфликтах. Но схватить «за язык» было невозможно. Конфликты создавались наедине с жертвой. Кроме того, обнаружилось, что он еще не чист на руку. Он осуществлял сбор средств в гаражном кооперативе за используемую электроэнергию и в итоге присваивал в свою пользу более 1000 рублей в год. По уголовному кодексу СССР присвоение средств в таком объеме считалось мошенничество в особо крупном размере. Материалы официально были представлены через регистрацию в следственный отдел милиции. Но так как он был нештатным работником ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности) и нештатным работником КГБ возбуждаемое уголовное дело по его персоне закрывалось без рассмотрения. С обращением к Генеральному прокурору тов. Рекункову дело открывалось с последующим закрытием без рассмотрения. Однако, настойчивость ревизионной комиссии не давала покоя. 

Следствие  вынуждено было для проформы привлечь к ревизии представленных материалов подполковника войсковой части тов. Николаева Николая Игнатьевича, выполняющего в воинской части функции бухгалтера. Он сделал для следствия нужный документ, что сумма  хищения Марковым  подтверждается величиной 999 рублей, т. е.меньше роковой цифры от уголовной статьи (мошенничество в особо крупных размерах) на 1рубль. В данном случае к нему можно принять и  меры административного воздействия. По партийной линии ему был объявлен выговор, который через год был снят. Я перед руководством настаивал на его увольнении. Анатолий Павлович Еперин  сообщил, что Марков сам к нему обратился с просьбой позволить ему доработать до достижения шестидесяти лет, после чего он сам подаст заявление на увольнение. Еперин дал ему согласие, тем более что ждать оставалось недолго. Однако,при достижении указанного возраста, он руководству станции объявил, что подавать заявление не намерен. Пришлось проблему с увольнением взять на себя. О своем плане доложил руководству. Составил «Положение» о научно технической информации конкретно для энергетических предприятий Министерства, в котором изложил требования к старшему инженеру, возглавлявшему  эту информационную деятельность. Отмечено было, что старший инженер должен иметь высшее техническое  образование по профилю предприятия и иметь стаж работы на этом предприятии по инженерной технической специальности не менее пяти лет. Он должен в совершенстве знать технологические процессы,конструкцию оборудования, эксплуатационные параметры, номинальные и предельные  режимы работы систем и оборудования объекта.Это положение было подписано соответствующими отделами Министерства  (в том числе и юридическим отделом) и утверждено начальником 16 ГУ тов. Мешковым А.Г. На основании «Положения» был оформлен приказ об освобождении Маркова Г.Д. от занимаемой должности. 

Последующим этапом специальной комиссией ему было предложено на выбор для трудоустройства два рабочих места: вахтера  и электромонтера, от которых он отказался. По факту отказа был оформлен приказ на увольнение. Так закончилась эпопея с человеком, который своей основной жизненной позицией считал не труд на пользу общества, а лишь обладание властью над людьми, чтобы управлять их судьбами по своему усмотрению. Их деятельность  создает зловещий ореол самих режимных органов. Этим самым они наносили непоправимый вред обществу и государству в целом.  Я сознательно посвятил Маркову несколько страниц публикации, хотя он сам этого не заслуживает, чтобы на его примере показать, что в большинстве негативных случаев виновата не система, а конкретные персонажи, которыми укомплектована эта система.







Это статья PRoAtom
http://www.proatom.ru

URL этой статьи:
http://www.proatom.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=5558