Серьезность – не самое главное
Дата: 01/04/2020
Тема:


 

Дельтий Эркуб 1 апреля 2020 года

Так принято. Первоапрельская шутка... Здесь главное – искусство исполнения. Она признается такого рода жанром только в том случае, когда хотя бы на несколько секунд объект розыгрыша не усомнился в получаемой информации. Например, в молодости мне случилось по срочному вызову (шутников) ворваться без стука в кабинет Главного Конструктора во время важного совещания, и, сев на свободный стул, ждать причину вызова. Под удивленные взгляды пораженных бесцеремонностью нахала…



Используя как повод преддверие апрельского обычая, и чтобы разрядить обстановку с коронавирусом, расскажу пару эпизодов из жизни блистательного художника, живописца, графика, скульптора, писателя Георгия Васильевича Ковенчука. Дед Гаги Ковенчука Николай Иванович Кульбин (1868-1917) -- Действительный Статский Советник (генерал), выдающийся доктор (доцент Военно-Медицинской Академии), глава русских футуристов, изумительный художник, фундаментальный теоретик футуризма, друг Маринетти, покровитель и наставник почти всего русского авангарда (живопись, скульптура, театр, литература). Гага Ковенчук чрезвычайно много перенял от  гениального деда. Мастерство, глубина, легкость, многогранность (график, живописец, скульптор, писатель, оратор, лицедей...). Веселый и жизнелюбивый. Раблезианец… Вот пара эпизодов первоапрельского цикла из жизни Гаги. Первый я слышал от моих друзей Академика Архитектуры Евгения Рапопорта и поэта Алексея Лосева (Лифшица). Участником другого был я сам.

В 1954 на «карнавальном» первоапрельском праздновании студентами Академии Художеств (не официальном) в одном из клубов Гага Ковенчук в наряде «оборванца» явился с небольшим ночным горшком, подозрительное содержание которого он пытался публично выпить и съесть (содержимое горшка, как в последствии оказалось, -- пиво и сосиски). Гагу исключили из Академии. Он ринулся в Москву, где было руководство искусств, в частности, художники Налбандян и Ларионов -- адепты и гуру соцреализма (любимцы Сталина). Проводники триады: «живопись – вождепись – вжопись» («до 17 г.», «17-53 г.», «после 53 г»). Налбандян знал о Кульбине, пожалел Гагу и восстановил его в Академии…

В другом первоапрельском карнавале Гаги я был невольным участником.  Мы весело проводили время в мастерской великолепной художницы Марины Азизян. Году в 70-м, на Петроградской, в большом многоэтажном доме на набережной Карповки. Веселой гурьбой вышли отдохнуть и покурить из небольшого зала ее Мастерской. Обширный коридор и…  на видном, хорошо освещенном месте, все разом увидели совершенно натуральную, классически ни с чем не сравнимую в своей обычности кучу, чтобы не произнести другое слово, человеческих  экскрементов, лужу и типично мятые, замаранные  бумажки… Явственно повеял характерный запах… Состояние шока невообразимое. Удар тем более оглушительный, что еще минуту назад мы любовались и восхищались прекрасными рисунками Марины, театральными костюмами, музыкой, Агдамом, «777», и Шампанским. Эта восхитительная смесь в сочетании с увиденным способствовала позывам известному рефлексу, и, даже в какой-то форме – «аннигиляции» сознания.  Подавленность и ужас. Предположения: кто это мог сделать? Может собака? Кто-то даже видел ее. Но бумажки! Нет, собака намочила бы стену... Может ремонтники через площадку, или пьянь из парадной? Дверь не запиралась?   Гага (он крупный, рослый) смело взялся провести следствие и выявить преступника. Он подошел к куче собрал грязные мятые бумажки, распрямил их и… положил в карман. У женщин предобморочное состояние. Далее он взял характерные экскременты двумя пальцами и… откусил. Некоторые, у кого нервы покрепче, отвлеклись, чтобы снять рвотный рефлекс и оказать помощь ослабленным «Агдамом», неумело расстегивая  застежки лифчиков упавшим в обморок. Дальше больше. Остальные элементы, формирующие «произведение», Гага аккуратно собрал, умял руками и положил в коробку. Помутневшему сознанию присутствующих не сразу, с большим трудом, но, наконец-то, дошло. Это был обмытый водкой детский пластилин, окрашенный гуашью, специально и виртуозно подготовленный для естественного предметного и цветового  восприятия  объекта. Измазанные бумажки – бесплатные билеты для школьников в «Русский музей». Естественная характерная лужа -- всего лишь пол-бутылки «Саэро» (15%), вполне антисептическая. Но каков Художник! Вот это нормальное 1 Апреля.

Соглашусь, что первоапрельские розыгрыши шутников из артистической и художественной среды, покажутся пошловатыми высоконравственным  физикам и, тем атомщикам (кем бы они ни были в своей профессиональной жизни), которые по духу, являются и остаются физиками. Нечто не от мира сего всегда присутствует в носителях этой удивительной профессии. И это проявляется в работе, образе жизни, интересах, лексике и языке.

Пошловатый реализм описанного выше первоапрельского розыгрыша, в котором я участвовал, случился в начале шестидесятых – блистательной постоттепельной  эпохе «шестидесятников», когда разрешили шутить, но с опаской, и только «ФИЗИКАМ». Партийные власти, все еще смердящие Трофимом Денисовичем (Лысенко) и  Ольгой Борисовной (Лепешинской), не отмывшие  кровь Вавилова,  полагали, и надо сказать, совершенно справедливо, что если слегка отпустить вожжи, дать идеологическую слабину творцам техники и «генераторам» точного ответственного проверяемого знания (особенно в области «атома»), проще говоря идеологически вредным «физикам», то пользы для государства будет больше. В общем, они были правы. «Физики Шутят». Физики продолжают шутить. Блистательное время конференций, изданий трудов выдающихся западных ученых, почти бесстрашного высмеивания властей (в рамках их соприкосновения и попыток вторжения идеологии в науку). Да, ненормативная лексика, но глубинные и дорогие сердцу обороты русского языка, а не лай партфункционеров. На квартирниках и тусовках физиков со смехом,  раскрепощенно  выслушивали известных физиков, математиков. Их речь была полна цитатами из Дениса Давыдова, Пушкина, Баркова, А.К. Толстого («Таирова поймали, Отечество ликуй! За все наши печали отрежем ему …»). Мы слышали великолепный многоэтажный мат Льва Толстого в адрес великих Князей в Алупке… (Горький). Первоапрельские розыгрыши и словоупотребления продвинутых технарей, физиков в Ленинграде, Одессе, Кишиневе, Новосибирске, Свердловске. На папиросной бумаге. Несдержанные, но яркие и чистые устремления молодых физиков к карнавальной культуре. Физиков, которые по сути того времени практически все были АТОМЩИКАМИ, или мечтали к ним приобщиться. Потому, что такова была эпоха.

Мы знаем (об этом мне говорил Б.Г. Кузнецов), что европейские физики тоже были склонны к шуткам, далеким от пуританства, и даже запредельным. Гонимые фашистами, в тридцатых они уехали в Америку…

Юмор физика, конечно, не без неприличных и даже ненормативных слов. Англичане. Физики у них не лучше русских, куда им там, но тоже хорошо острят. Лорд Кельвин (Томсон). Физик-атомщик, да еще какой! Основоположник! Однажды вынужден был отменить свою лекцию (Оксфорд). Явился в аудиторию, где его ждали студенты и написал на доске:

PROFFESSOR TOMSON WILL NOT MEET HIS CLASSES TODAY

(профессор Томсон не сможет встретиться сегодня со своими учениками).

Когда профессор ушел, студенты стерли букву «C» в слове «CLASSES». На следующий день профессор пришел для лекции. Увидев надпись без первой буквы (LASSES – Любовницы). Томсон стер букву «L» и ушел (ASSES – Ослы). Надо сказать, что в начале 20 века, когда Томсон собирался прочесть ту лекцию, «любовницы», да еще по отношению к Оксфордскому профессору, — беспредельно неприличное, более неприличное слово чем то, чем манипулировал наш Гага Ковенчук.






Это статья PRoAtom
http://www.proatom.ru

URL этой статьи:
http://www.proatom.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=9093