[13/12/2013] Пуловер и свобода
Д.А.Тайц, к.ф.-м.н.
Может ли иметь значение в наше время одежда ученого, точнее, можно ли отметить манеру одеваться людей этой категории? Конечно, никакого значения это не имеет. А впрочем? Для отдельных периодов и для отдельных категорий творчески работающих можно отметить стабильные признаки в выборе одежды.
Раз такие признаки обнаруживаются, раз на них останавливаются люди определенных профессиональных интересов, значит, это имеет значение, по крайней мере, для приверженцев выбранного дела. Более того, именно большое значение, если человек, сознательно и не случайно определяет себя выбором одежды. Во все времена, включая и античность, специфическая одежда или отдельные элементы были обязательны и даже носили сакральный смысл. О том, как должны были одеваться и выглядеть ученые различных профессий, можно судить по многочисленным гравюрам и картинам.
Астрономы, геометры, химики и т. д. одевались определенным образом независимо, работали они в кабинете или лаборатории (обсерватории). На великолепной картине Жака Давида «Супруги Лавуазье в лаборатории» (1790 г.) ученый в черном обтягивающем бархатном камзоле, белые кружевные манжеты, такой же воротник. Парик. Лавуазье позирует в этом костюме. Художник застал его за работой. Имеется портрет Леонарда Эйлера «застигнутого» художником за вычислениями (Хандман 1756 г.). Шикарный академический халат, парик, кружева. Незабываема знаменитая картина Рембрандта «Урок Анатомии доктора Тюла». Профессор, препарирующий левую руку трупа, как и пять его учеников без париков, но в одинаковых камзолах с большими белыми воротниками и даже жабо. Наиболее строго «дресс-код» ученого выдерживался университетскими преподавателями. Напомним, наука была сосредоточена в университетах. Болонья, Геттинген, Сорбонна, Кембридж, Оксфорд, Гарвард… Преподаватели в аудиториях, библиотеках или лабораториях работали практически в одних и тех же одеяниях.
Наука в Европе и Америке и сейчас сосредоточена в университетах и привязанных к ним лабораториях и организациях. К середине 19 века следы средневековых одеяний сохранялись, например, в Кембридже только для торжественных церемоний, однако студенты и особенно профессура обязаны были придерживаться строгого стиля в одежде, как и все вступающие на территорию университетского кампуса. Нелепость отживающих требований к одежде преподавателей в некоторых периферийных вузах Европы доходила до смешного. Так, в Немецком Пражском университете в особо торжественных случаях профессора обязаны являться в форме. «Форма состояла из треуголки с пером, мундира и брюк с широким золотым кантом, теплой шинели из толстого черного сукна и шпаги» (П.Картер. «Эйнштейн частная жизнь». М. АСТ 1998) Между прочим, это было одним из поводов для ученого, чтобы покинуть Прагу. Это конечно крайность. Но строгость в одежде была обязательна во всех университетов Запада (свободных, не подчиненных правительствам) вплоть до начала войны.
Есть великолепный двойной портрет двух будущих Нобелевских лауреатов, академиков П.Капицы и Н.Семенова, выполненный Б.Кустодиевым в 1921 году. Физики тогда работали в Кавендишевской лаборатории (Кембридж). Портрет по сущности схож с работой Жака Давида. Молодые ученые позируют в лаборатории, о чем говорит нам лабораторный стеклянный аппарат в руках у Николая Семенова. Но, что для нас здесь чрезвычайно существенно, оба исследователя в строгих, скорей всего, твидовых костюмах, в белых рубашках с галстуками и с авторучкой в нагрудном кармане. Лаборатория, эксперименты, но… костюм обязателен. И это типично для научных учреждений Европы и Америки. Россия здесь не исключение. Есть удивительная фотография. Московский Университет, амфитеатр аудитории физического факультета. Февраль, 1896 год. Слушается лекция П. Преображенского «О рентгеновских лучах». Сенсационная для того времени тема. Аудитория полностью заполнена. Многие в смокингах, манишки и галстуки «бабочкой». В первом ряду, в центре сидит, скрестив руки на груди, бородатый мужик в серой свободной подпоясанной рубахе – Лев Толстой…
В рамках выбранной здесь темы, мы обязаны сослаться на такое культурологическое явление как «Лев Толстой». Его влияние на европейскую интеллектуальную атмосферу определялось не только и не столько чисто литературными трудами, сколько характером его прямо-таки релятивистских воззрений и способностью и силой их отстаивать в открытой форме. Одежда, в которой он позволял себе появляться среди публики, обязанной одеваться по устоявшимся принципам моды, была не только вызовом или эпатажем, но и заразительной демонстрацией его свободы. (Проявление этой свободы, этих признаков, страшно сказать, «богемы» можно усмотреть не только в мужицкой бороде и широкополой блузе, но и в дорогущей английской шляпе). При внимательном сравнении, жизненный путь («хронотоп»), характер, а в чем-то и система взглядов Толстого, совпадали или были родственны с тем, что мы видим на жизненном пути и в воззрениях Эйнштейна («Близнецы» АС №5 2005г.). Оба были очень фотогеничны и охотно фотографировались. На многочисленных фото Толстой до 1870 года в офицерском мундире или костюме, позже, в любом обществе только в знаменитой подпоясанной блузе. Эйнштейн, судя по фотографиям и кинокадрам в общественных местах, на лекциях всегда в костюмной паре и, даже, во фраке. Таким мы его видим до конца тридцатых. С начала сороковых, Эйнштейн, когда он вне обстоятельств «крутого» официоза, например, получения гражданства, в свитере или кожаной куртке и пышной прическе художника. Это видят не только окружающие его физики и математики, но и многочисленные читатели газет, и зрители кинохроник. Он кумир, ему стремятся подражать. Его дом в Принстоне посещают ученые, аспиранты, журналисты. (Опять напрашивается аналогия с Толстым и Ясной Поляной).
Итак, война окончена. Народы-победители торжествуют, торжествуют и ученые, осознавая свой вклад в победу и, возможно, впервые ощущая себя неким особым социально выделенным сословием.
1946 год, Кембридж... Людвиг Витгенштейн, вдающийся философ, математик, физик читает курс по философии. Вот как одет этот штатный профессор: «Он был в светло фланелевых брюках, фланелевой рубашке с расстегнутым воротом, в жакете из грубой шерсти или кожаной куртке». Невиданная вольность для преподавателя университета столетиями сохранявшего свои традиции! Кумиром Витгенштейна был Толстой. Он имел на него сильнейшее влияние, особенно религиозные его сочинения. Вот что он пишет американскому офицеру, уставшему от войны: «Иногда может помочь книга, например «Хаджи Мурат». Если не сможешь найти эту книгу, сообщи. Я постараюсь достать ее здесь». («Л. Витгенштейн, человек и мыслитель» Прогресс М. 1993). США, 1945 – 1946 годы. Завершение войны воспринималось здесь еще и как триумф науки, как эффективная демонстрация реальной пользы и действенности самых тонких и трудных для понимания разделов теоретической физики, и, казалось бы, не нужных для практики математических заумных абстракций. Настала Технологическая революция, как следствие, в том числе невероятно напряженной умственной работы физиков. Были не просто реализованы, воплощены реальным выходом определенные научные концепции, но создана могучая технологическая база для промышленного производства, которое тут же сразу и началось. Телевидение, приборостроение, вычислительная техника, электроника с ее широчайшим веером приложений, атомная техника, новая металлургия, промышленность полимеров …
Благодаря быстрой почти безболезненной конверсии население быстро ощутило результаты этой революции. (Заметим, без постановлений ЦК и планов пятилеток). Создатели интеллектуального основания этих новых технологий в основном молодые ученые физики, математики, инженеры-испытатели, экспериментаторы, тысячи специалистов, вышедших из закрытых и теперь демилитаризованных лабораторий, почувствовали себя как бы отдельным сословием, свободным и раскованным. Они осознали свою значимость, ощущали свою выделенность и, что тут лукавить, свое интеллектуальное превосходство. Магия тайны строения материи и устройства природы, щедрость ее, допускающая раскрытие этих тайн, ощущение того, что разрешение загадок в их силах, благоприятствовало оптимистическому душевному складу.
Послевоенное сообщество ученых, их привлекательное, неидеологизированное содружество породило желание приобщения к этому обществу и получению образования в области точных наук. В определенной степени послевоенное сообщество физиков (это слово здесь условно, химиков и т. п.…) обрело признаки артистической богемы. Это проявлялось в атмосфере международных конференций, семинаров, встреч, импровизированных дискуссий, с встроенными в такие мероприятия шутливыми скетчами и представлениями. Нобелевский лауреат мог станцевать джигу или исполнить партию на банджо. Забавно, но иногда физиков-теоретиков, особенно молодых аспирантов, можно было отличить по тонким шерстяным пуловерам или свитерам без воротника с прямым вырезом по шее и авторучкой, зацепленной за его край (для левши справа, «Паркер» - надежен!). Если один уголок воротничка рубашки выбивался из- под выреза он не поправлялся (нарушение симметрии – «хлеб» физика). Такая манера одеваться пошла от Эйнштейна. Он носил свитера навыпуск. До него свитер заправляли в брюки, «под ремень» (вспомните «Серенаду Солнечной Долины»). Именно студенты, аспиранты, преподаватели и не только молодые, и в первую очередь «естественники», ощутили и усвоили «рок-н-рольно-свинговый» тренд в манере одеваться, а администрация вузов этому не мешала (возможно, за исключением университетов в Беркли). Выброшены и забыты мешковатые брюки, свитера «кофтой» с пуговицами и воротниками «валиком». Футболки с короткими рукавами перестали быть нижним бельем. Под рубашками с расстегнутым воротом уже не было маек. Брюки из темного сукна, светлая футболка, а к концу пятидесятых голубые джинсы – вот облачение и студента, и физика-исследователя. Стиляжная мода лондонского Ист-Энда с болтающимся свитером рубашками в цветочек и таким же галстуком не типична для университетского кампуса, но «оксфордские» ботинки на толстой подошве, другое дело (кроссовки еще не изобретены).
Многие выдающиеся открытия и озарения пришли в голову и были сформулированы именно так одетыми людьми в легкомысленных обстоятельствах ресторанчиков и баров университетских кампусов. Летом 1956 года аспирантам Ли и Янгу в кафе «Белая Роза» вблизи Колумбийского Университета (угол Бродвея и 125 улицы) пришла в голову идея, которая оказалась фундаментальным открытием в физике. Молодые люди не носили пиджаков, правда, им пришлось снять джинсы и облачиться во фраки для получения Нобелевской премии. Но по крайней мере одному из них пришлось еще раз одеться в строгий костюм, чтобы сделать знаменитое фото, помещенное во многих курсах физики и иллюстрирующее их открытие. Профессор Ли, в строгом темном застегнутом однобортном костюме в белой рубашке при галстуке, с мелом в левой руке стоит перед доской испещренной цепочкой формул. Надписи выполнены зеркальным образом в направлении справа налево. Все говорит, что негатив был случайно перевернут и мы получили зеркально перевернутую (не реальную) картину. Но если обратить внимание на пиджак лектора, то можно отметить, что его левая пола застегнута с нахлестом направо, как и положено для мужского костюма. Значит, фотография правильно отразила картину. «Ассиметрия» костюма позволила установить истину. Так, в знаменитом Колумбийском Университете обычным элементом одежды продемонстрирован фундаментальный принцип устройства Вселенной. (Забавно было бы, если бы в этом пиджаке была женщина – глубокий смысл фото исчезает). Не секрет, Америка пуританская страна. Большинство великих университетов нашли свое место далеко от культурных и промышленных центров, где проявление провинциального квакерства особенно заметно и было обязательным среди тех, кто учит молодежь – университетской профессуры. С массовым прибытием ученых, изгнанных из Европы, обстановка в вузах стала смягчаться. Но радикально и бесповоротно университетская жизнь просветлела и освободилась от пуританского ханжества под влиянием молодого сообщества сильных, веселых, умных, уверенных в себе амбициозных специалистов, соединенных в неофициальном «Ордене Физиков». Отныне студент, а тем более аспирант мог обращаться к преподавателю, опуская слово «господин», называя его просто по имени. А сам лектор, даже если это именитый ученый, мог выступать в рубашке с не застегнутым воротником. Во многих учебных и научных учреждениях России хорошо известна, а кое-где висит как плакат, фотография ученого стоящего перед испещренной формулами доской. Лектор в белой рубашке, в торжествующей позе – Ричард Фейнман, Нобелевский лауреат. Калифорнийский Технологический Институт.
В СССР некоторая форма «сообщества вольных физиков» проявилась значительно позже, в брежневские времена (АС № 57, август 2011). И это понятно: не было притока ученых из-за границы. Не было свободы общения. Не было свободы. Одежды не было, тем более ее выбора! Но, тем ярче и заметнее проявился общественный феномен обозначенный «Физики и Лирики» и «Физики шутят». Из причастных к этому феномену редко кто имел джинсы, но о них мечтали. Может быть, поэтому, их шутки были намного серьезнее, чем это могло заметить начальство. Может, поэтому стала приближаться эпоха, когда джинсы стали и им доступны. Об этом, мне кажется, стоило бы написать даже книгу.
|