[28/02/2007] Записки аспирантки
Екатерина Строганова, аспирантка Петербургского Института ядерной физики
Прошло уже почти полгода, как я вступила в немногочисленные ряды аспирантов Петербургского Института ядерной физики. И сейчас он уже не кажется мне таким далеким и неведомым, каким казался поначалу.
Электричка
Знакомство с ПИЯФом началось еще с дороги. Институт укрыт от праздных глаз в Орловой Роще, недалеко от Гатчины. Кстати, своим названием роща обязана не гордой хищной птице, которая возможно и не залетала туда никогда, а бывшему владельцу гатчинской мызы графу Григорию Орлову, одному из фаворитов императрицы Екатерины II, которому в 1765 году государыня подарила эти гатчинские земли. Мне, живущей в Выборгском районе Питера, местоположение будущей аспирантуры, куда предстояло ездить, представлялось краем света. На деле оказалось, что это вовсе не так и далеко.
Маршрутное такси до Гатчины – это не дешевое удовольствие для вчерашнего студента, особенно если ездить туда каждый день. Собственного авто у меня пока нет, поскольку судьба (к счастью?) отвела от принадлежности к касте сильно обеспеченных студентов. Мой транспорт – электричка, которая стартует в 8.38 с «Балтов».
Для меня, настоящего романтика, эта часовая поездка может показаться даже захватывающим мероприятием, несмотря на все неудобства, хорошо знакомые российскому пассажиру железных дорог. Жесткие сидения вагонов, поддувающие окна, грязь и непрерывно горлопанящие люди – то торговцы, то певцы, то таджики, да сомнительного вида контролеры, собирающие с пассажиров деньги, не выдавая ни чеков, ни билетов… Заткнув уши любимой музыкой и наблюдая, как за мутным окном вагона проплывали по-осеннему яркие леса и поля, сады и огороды, я не спеша приближалась к цели. Выйти надо было на станции, с забавным названием Тайцы, что, как оказалось, в переводе с балто-финского значит «совершенный». Правда, ничего «совершенного» я там не обнаружила – типичное для пригорода Петербурга, желтое с грязно-белым здание вокзала, да привокзальная площадь, окруженная ларьками и покосившимися избушками.
Развозка
Моему поколению, воспитанному уже новой Россией, в которой каждый сам за себя, неожиданно оказаться среди людей, дружно шагающих от электрички к старенькому институтскому автобусу, встречающему на станции. Но все легко объяснимо, средний возраст людей, среди которых я шла, явно перевалил за пятьдесят, и их привычки выработаны не одним десятилетием еще в советской стране. Выделялись из этой компании лишь два молодых человека, как оказалось, тоже аспиранты. Когда все разместились в автобусе, на мгновение показалось, что сейчас, как в старых советских фильмах, все, включая шофера, запоют какую-нибудь развеселую песню. Однако, увы, такой феерии не произошло, и народ лишь тихонько обсуждал проблемы жития-бытия со своими ближайшими соседями. Ехали мы где-то с полчаса по проселочной дороге, вдоль которой с двух сторон тянулся угрюмый лес и пшеничного цвета некошеные луга. За все время пути мы не видели встречных машин или следующих в одном направлении с нами. Наконец, автобус прикатил на площадь, на которой, все-таки, стояло несколько легковых автомобилей, преимущественно волжского автозавода, тех, которые носят гордое название «Жигули». Вокруг площади – три небольших желтых здания, как я узнала позже – столовая, администрация и проходная. Последняя оказалась самой неприметной, спрятанной в величавых деревьях старого леса. Глядя на это здание, мне с трудом верилось, что там, за ним, уже более полувека скрывается научный центр мирового масштаба. Институт, в который вложено колоссальное количество идей, душевных, физических сил и даже жизней многих людей. Основательно выглядел только простирающийся влево и вправо бетонный забор с двумя рядами колючки.
ПИЯФ с высоты птичьего полета
Первые шаги
На проходной меня встречал мой научный руководитель, ученый секретарь ПИЯФа Иван Андреевич Митропольский. Я видела его не первый раз, но впервые в качестве моего научного руководителя. С первой нашей встречи я была приятно поражена его приветливостью, энергичностью и отменным чувством юмора. А для меня на тот момент этот человек олицетворял весь ПИЯФ, ведь больше я никого не знала.
Вахтерши оказались, на редкость, радушными тётечками, поэтому, быстро уладив все формальности и получив разовый пропуск, я, наконец-то, вступила на территорию ПИЯФа. Первым местом, куда я попала после проходной, был корпус под номером 7. Это здание, расположенное сразу за проходной и весьма непрезентабельное снаружи, внутри оказалось симпатично отремонтированным и даже уютным, что не часто скажешь о казенных помещениях. На втором этаже небольшой холл с очень комфортными на вид диваном и креслами, на которых, правда, так и не было времени посидеть…
Так все начиналось
Есть еще порох в пороховницах
В течение нескольких посещений ПИЯФа внимательно изучала информационные стенды, висящие на стенах в этом холле. Они рассказывают о том, чем занимаются обитатели института, какими достижениями, дипломами и наградами отмечена их работа. Было чему подивиться. Во-первых, на одной площадке работают сразу два основных ядерных инструмента, каждый из которых мог бы быть основой самостоятельного института. Первый – это водо-водяной реактор ВВРМ, в котором в качестве замедлителя и теплоносителя используется обычная вода. Второй – это протонный ускоритель, на достаточно внушительную энергию 1000 Мэв (1 Гэв). Во-вторых, тому, что сейчас в стадии завершения строительства находится новый исследовательский реактор ПИК, который станет уникальным в России на сегодняшний день, да и на полвека вперед. Так как это будет высокопоточный реактор, мощностью 100 МВт, с источниками горячих, холодных и ультрахолодных нейтронов. В-третьих, наличию медицинского центра облучения больных раковыми заболеваниями и многому другому.
Все это, безусловно, выглядело очень убедительно. Но даже полгода назад, будучи восторженной выпускницей Физ-Меха СПбГПУ, где нам по ряду причин не рассказывали о современном положении дел в фундаментальной науке, я догадывалась, что существует и нечто такое, о чем умалчивают стенды ПИЯФ. То, что ПИЯФ, как и большинство, или вернее будет сказать, как и все государственные научные институты, испытывает множество затруднений. Да, действительно, как я узнала позднее реактор ВВРМ, запущенный в далеком 1959 году, в общем-то, морально и физически устарел. На сегодняшний день резко изменились требования к строительству, к качеству и производству работ на реакторе. Но разобрать все и заменить — это колоссальная работа, требующая, соответственно, больших затрат. Консервация ВВРМ стоит примерно столько же, сколько нужно для того, чтобы он продолжал жить. А ведь в России осталось не так много экспериментальных установок в области фундаментальной науки. В 2003 году на замену части оборудования ВВРМ, на проведение профилактических ремонтов, которые ведутся постоянно с остановкой реактора на два месяца в год, было вложено порядка 7 млн рублей. К сожалению, с годами средств требуется все больше и больше, а получить их на старый реактор оказывается практически невозможно.
Заканчивается очередная пятилетка на ПИКе
И все-таки она вертится
Однако работы на реакторе ведутся. Для меня экскурсия на ВВРМ стала первым в жизни посещением столь серьезного ядерного объекта. Во время учебы в СПбГПУ нам ничего серьезного так и не показали, несмотря на многочисленные обещания. Видимо потому, что не так-то просто туда попасть. Даже своим. Две проходных в форме шлюза, в каждом из которых за бронированными стеклами сидит пара вооруженных охранников. Каждый посетитель проверяется, как это говорится казенным языком: «…инженерными и техническими средствами охраны…». Проще говоря, если вы попытаетесь пронести с собой фотоаппарат или мобильный телефон с камерой, то развлечение в виде экскурсии к начальнику охраны и разъяснительных бесед с ним на полдня, а то и больше, вам обеспечено. При этом чай и кофе вам никто не гарантирует. Первый раз, разумеется, после обстоятельной инструкции моего руководителя, я шла туда с пустыми карманами, захватив лишь очки. Благополучно миновав оба кордона, в бахилах и белоснежном халате, который, кстати, мне очень приглянулся, я отправилась в «святая святых» физиков-ядерщиков.
В коридорах и на лестницах, по которым мы следовали, царила поразительная, прямо таки роддомовская чистота. На стенах, через небольшие промежутки, висели дозиметры. Мне они, правда, показались несколько архаичными, особенно ламповые экраны. Однако исправно работали! До этого я видела такие только на лабах в институте, но там они играли роль музейных экспонатов, увы, давно не функционируя. Наконец, зайдя в одну из многих, ничем не примечательных белых дверей, мы оказались на смотровой площадке реактора. Перед нами предстал венец человеческой мысли и труда! Невзирая на почтенный возраст, он производил колоссальное впечатление. Почти каждый из нейтронных каналов был занят каким-то экспериментом. Одни установки находились непосредственно в помещении реактора, другие получали свою порцию от пучка нейтронов в соседних помещениях, на расстоянии нескольких десятков метров. И, как мне рассказали, доходили они туда с помощью уникальных суперзеркальных нейтроноводных элементов.
Особое впечатление произвела установка, изготавливающая источники поляризованных холодных и ультрахолодных нейтронов. За столь красивым названием скрываются нейтроны с энергией менее 10-7 эВ, обладающие целым рядом уникальных свойств. Одно из них – это способность накапливаться и храниться в полости.
Но…
Эта, самая колоссальная установка на реакторе служит отнюдь не фундаментальной науке. Она решает прикладную задачу и приносит, судя по всему, некоторым немалый доход.
Как я узнала позднее, заработная плата в ПИЯФе сильно дифференцирована. Те, кто имеют большие международные контракты, работая для Китая, Индии, Европы и т.д., живут хорошо. При этом, зарабатывая деньги решением задач иностранных государств, используют российские государственные научные ресурсы. Частную фирму, решающую все эти задачи, конечно же, никто из них создавать не желает. Что и понятно – придется платить за очень многое, включая аренду помещений и оборудования, электроэнергию, охрану, время работы реактора, использование интеллектуальной собственности отечественной науки.
Что касается государства, и в частности, правительства Ленобласти, то оно тоже, с помощью различных грантов, поощряет в основном прикладную науку – государству нужно развивать экономику, промышленность и т.д. Однако без фундаментальной науки нет прикладной. Прикладная наука может решить какие-то текущие задачи, улучшить оборудование, ввести какие-то новые технологии, но принципиального прорыва без фундаментальной науки не будет. Не будет желаемого «светлого будущего».
Кстати, о светлом будущем. Окончания строительства ПИКа в ПИЯФе, да и не только в нем, ждут не дождутся в течение многих лет. Только строится он так безнадежно долго, что многие уже перестали верить в успешное завершение строительства. Сотрудники института даже придумали шуточную, но пока неопровержимую теорему: «До пуска реактора осталось 5 лет». А как известно, в каждой шутке есть доля шутки, а остальное, увы, правда.
(Журнал «Атомная стратегия» № 28, февраль 2007 г.)
|