Войны и перемирие с Финляндией 1939-1944 гг.

Б.И.Нигматулин, д.т.н., профессор

«Зимняя война» - яркий пример того, как непрофессионализм политиков и военачальников превратил соседнюю Финляндию из страны, придерживающейся политики нейтралитета, во врага накануне Второй Мировой войны.

По секретному дополнительному протоколу к Договору о ненападении между СССР и Германией (пакт Молотова-Риббентропа) Финляндия была отнесена к сфере интересов Советского Союза.

Считается, что основной причиной войны стало то обстоятельство, что советско-финляндская граница на Карельском перешейке (Западная Карелия) проходила всего в 32 км от Ленинграда — крупнейшего центра советской промышленности и второго по величине города страны. Это серьёзно беспокоило советское руководство. В записке начальника Генштаба Красной Армии Б.М.Шапошникова наркому обороны К.Е.Ворошилову от 24.03.1938 года отмечалось, что в будущей войне возможно нарушение Германией нейтралитета Финляндии, поэтому нужно считаться с появлением германских дивизий на ее территории. Весьма вероятно, они будут предназначены для нанесения «концентрического удара на Ленинград и вообще на отрезание Ленинградской области от остальной территории СССР».[1]

Советской стороной предпринимались неоднократные попытки дипломатическим путем договориться с финской стороной о переносе границы. Предлагалось отодвинуть границу примерно до линии Приморска, считалось, что 80 км до Ленинграда – нормально, ни Выборг (Вийпури, фин.), ни Приозерск (Кякисалми, фин.) СССР не просил. Финляндия была готова отдать только Зеленогорск (Терийо́ки, фин.) с Репино (Куоккала, фин.), но Советский Союз это категорически не устраивало…[2] С каждой новой встречей тон переговоров становился все жестче. Наконец Сталин якобы сказал: «Поскольку Ленинград передвинуть нельзя, придется отодвинуть от него подальше границу».[3]

1. Почему Финляндия отказалась принять ультиматум Советского Союза. Начало первой войны (30.11.1939 – 13.03.1940 гг.).

5 октября 1939 года Молотов пригласил в Москву финскую делегацию, чтобы обсудить «конкретные политические вопросы». Через неделю делегация Финляндии приехала в Москву. Ее возглавлял опытнейший переговорщик, бывший премьер-министр, посол Финляндии в Швеции Юхо Кусти Паасикиви, который руководил финляндской делегацией на советско-финляндских переговорах, подписавшей 14.10.1920 г. Тартуский мирный договор между Финляндией и Россией. В переговорах также участвовали посол Финляндии в СССР Аарно Юрьё-Коскинен, полковник Аладар Паасонен и чиновник Министерства иностранных дел Йохан Нюкопп. Позже к ним присоединился министр финансов Финляндии Вяйнё Таннер. Последний признавал: они отдавали себе отчет в том, что эти переговоры «не были отдельным феноменом; они были самым тесным образом связаны с общей напряженностью в европейской политике»[4].

Советскую делегацию возглавлял сам Сталин. В нее входил и тогдашний Председатель СНК (правительства) Молотов. На предложение советской стороны заключить с Финляндией оборонительный союз, Паасикиви заявил, что у них нет таких полномочий. В Москве хотели заключить такой же союз, как с прибалтийскими странами, — он предусматривал создание на их территории советских военных баз. Тогда Сталин предложил решить чисто военные вопросы, такие как перенос границы на Карельском перешейке на запад с таким расчетом, чтобы к Советскому Союзу отошло северное побережье Кронштадского залива, полуостров Рыбачий на крайнем севере Финляндии. Кроме этого, финской стороне было предложено уступить нам небольшую часть полуострова Ханко или любой остров на крайнем юго-западе Финского залива, чтобы можно было создать военно-морскую базу, которая закрывала бы вход в залив.

В обмен на уступку территории на Карельском перешейке Советский Союз предложил финнам вдвое большую территорию советской Карелии. Ни с одним из высказанных советской стороной предложений финляндское правительство не согласилось, таким образом дав понять, что не готово к политическому и военному сотрудничеству с СССР.

Накануне «Зимней войны» с Финляндией дипломат и разведчик Елисей Синицын был принят Сталиным и рассказал ему, а также Молотову, Ворошилову, Когановичу и Берии о своих наблюдениях во время поездки на Карельский перешеек и к линии Маннергейма. Ссылаясь на надежный источника НКВД, он сообщил, что «финское правительство свою армию привело в боевую готовность. В стране закончена мобилизация резервистов. Солдаты и офицеры обмундированы в теплые, ватные куртки, чуть ниже колен, чтобы не застревать в снегу, покрытые тканью цвета хаки. На голове — шапки-ушанки. Завершено обмундирование армии в октябре этого года… Дороги, ведущие от советской границы к Выборгу, в этом укрепленном районе защищены мощными дотами. Некоторые районы подготовлены к затоплению. В лесу непроходимые завалы из крупных деревьев. На открытой местности, вправо и влево от дороги, в три ряда шахматным порядком расставлены конусообразные надолбы большого веса из базальтового камня».

Также Синицын доложил, что финны ввели в армии новое оружие. Вместо обычных винтовок солдаты вооружены ручными пулеметами (автоматами). Ствол длиною примерно 40–50 см, покрытый ячеистым металлическим кожухом для отвода тепла, вмонтирован в небольшого размера приклад, снизу которого к стволу подведена круглая патронная коробка диаметром около 15 см и толщиной около 4–5 см. По нашей прикидке в коробку должно входить до 30–40 патронов, напоминающих патроны нагана, но только чуть толще. Носят автомат с ремнем на плече. На Карельском перешейке мы наблюдали обучение роты солдат. Все они имели автоматы, за исключением одного солдата, у которого была обычная винтовка с оптическим прицелом. (Синицын Елисей «Резидент свидетельствует)

Осенью 1939 г. советское руководство предложило Финляндии обменять финские территории, составляющие 2761 кв. км примыкающие к Ленинграду, на территории в 2 раза большие - 5529 кв. км, расположенные в центральной Карелии (в районах Реболы и Поросозера), а также предоставление в аренду на 30 лет, либо продать или обменять полуостров Ханко, для строительства на нем советской военно-морской базы.Это последнее предложение особенно беспокоило финнов.[5]^,[6]

Целью советских предложений было обеспечить безопасность Ленинграда и закрыть вход в Ботнический залив для судов вероятного противника. Ранее, в 1938 году и позже весной 1939 г., Советский Союз уже неофициально зондировал возможность передачи островов или их аренды в Финском заливе. Однако, в демократической стране, каковой являлась Финляндия, данные уступки вряд ли добровольно могли быть приняты. Передача территорий означала бы для тысяч финнов потерю домов. Ни одна партия, наверняка, не захотела бы на себя брать политическую ответственность за такое решение.

Кроме того, предлагаемые взамен территории были плохо освоены, при этом Карельский перешеек для Финляндии играл не только большую экономическую роль, но и имел огромное значение для безопасности. Здесь в течении почти двух десятилетий создавалось несколько линий сильных оборонительных укреплений, так называемая «линия Маннергейма» (по имени фельдмаршала, бывшего генерал-лейтенанта царской армии, участник Первой мировой войны), протяженностью 135 км и глубиной до 90 км. Оперативная зона заграждений состояла из полевых укреплений с большим количеством железобетонных, деревоземляных и гранитных огневых точек. Эта линия состояла из трех основных и двух промежуточных полос, а также ряда отсечных позиций. На всех трех основных полосах обороны имелось выше 2 тыс. ДОТов и ДЗОТов, из нихоколо 280 железобетонных пулеметно-артиллерийских огневых точек.[7]

Лишившись перешейка, Финляндия имела бы незащищенные рубежи. Финны считали, что изменение линии границы ухудшало бы возможность обороны и будущее страны зависело бы от доброй воли Сталина, верить в которую у финнов было мало оснований. Они прекрасно знали, в том числе и финские коммунисты, что в Советском Союзе граждане финской национальности (ингерманландцы) подвергались массовым репрессиям. Так 14.12.1937 года вышла Директива НКВД о распространении репрессий по так называемой «латышской линии» на финнов, эстонцев, литовцев и болгар. В один только день, 01.11.1938 года в Ленинграде за национальную принадлежность были расстреляны 87 финнов[8].

Всего по «финской линии» было осуждено 11066человек[9]^,[10]из которых 9078 человек приговорено к расстрелу (более 80%).А всего в 1930е годы общее количество финнов, высланных и подвергнутых другим видам репрессий, оценивается приблизительно в 35-40 тысяч человек[11]Ко всему прочему, к концу 1937 года в районах компактного проживания финнов-ингерманландцев (Ленинградская область) было полностью прекращено использование финского языка. Финноязычные школы и газеты были закрыты, было прекращено радиовещание на финском языке, в Ленинграде был закрыт Финский театр.

А ведь было время (20-е — начало 30-х годов), когда в Ленинграде выходило около десятка финноязычных журналов и газет, работало издательство «Корье». К 1935 г. в Карелии существовала писательская организация, насчитывавшая 35 членов.Но со второй половины 30-х годов положение резко ухудшилось, усилилась дискриминация лиц финской и карельской национальностей в политической и культурной жизни. В обстановке политического произвола в Ленинграде и в Карелии начали закрываться финноязычные издания и школы, а все, кто выступал в защиту родного языка, обвинялись в «великофинском национализме». Так, «Правда» 11.09.1937 г. писала:

«С большим удовлетворением встретили коммунисты и все трудящиеся Карелии обзор «Правды», в котором разоблачаются буржуазные националисты — агенты финской и германской разведок и их сообщники из обкома партии [ВКП (б), выделено, автор] и редакции газеты «Красная Карелия».[12]Это означало, что карельский обком компартии и редакция газеты «Красная Карелия» были разгромлены.

В 1938 г. положение еще более ухудшилось. Перестал существовать Союз писателей Карелии. В период советско-финляндской войны употребление литературного карельского языка, спешно созданного путем механического смешения местных диалектов, вообще было запрещено. Он получил право на жизнь только после войны, в связи с образованием Карело-Финской ССР в 1946 г.

Не удивительно, что правительство Финляндии отвергло предложение Советского Союза по обмену территориями. Кроме того, перед глазами руководства Финляндии стоял недавний пример Чехословакии, сначала уступившей Германии Судетскую область, а затем потерявшей свою независимость. Сама по себе Финляндия не угрожала безопасности СССР. Ни немецких, ни англо-французских войск на ее территории не было. В начавшейся Второй мировой войне она сочувствовала англо-французскому блоку, но заявила о нейтралитете и собиралась поступать так и впредь.

Тем не менее, Советский Союз намекал на то, что Финляндия не сможет или не захочет сохранять нейтралитет, если превратившаяся в международного возмутителя спокойствия Германия нарушила бы советскую границу. Подобные намеки в Финляндии не понимали и не принимали. Для обеспечения нейтралитета Финляндия и Швеция планировали совместными усилиями построить укрепительные сооружения на Аландских островах, что довольно эффективно защитило бы нейтралитет стран от возможного германского или советского нападения. Однако из-за протеста, поданного Советским Союзом, Швеция отказалась от этих планов. Таким образом, по мнению финского руководства, угроза северо-западным границам СССР была отнюдь не столь велика, чтобы хоть частично оправдать превентивную войну с Финляндией. Но Сталин был уверен, что война с Финляндией будет легкой, и хотел использовать сложившуюся в мире ситуацию. Это следует из записи беседы Сталина с послом Советского Союза в Швеции А.М. Коллонтай в ноябре 1939 г.:

«…В основном разговор велся вокруг обстановки, сложившейся с Финляндией. Сталин советовал усилить работу советского посольства по изучению обстановки в скандинавских странах в связи с проникновением Германии в эти страны, чтобы привлечь правительства Норвегии и Швеции и повлиять на Финляндию, дабы не допустить конфликта. И, как бы заключая, сказал, что «если уж не удастся его предотвратить, то он будет НЕДОЛГИМ и ОБОЙДЕТСЯ МАЛОЙ КРОВЬЮ. Время «уговоров» и «переговоров» кончилось[выделено, автор]. Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером»[13]. Однако в конце 1939 г. уже было поздно. Надо было еще в 1937 г. начать этим заниматься вместо массовых политических репрессий советской элиты, включая высших и старших командиров Красной Армии.

Финское правительство не могло оставить без внимания мероприятия, проводимые войсками Ленинградского военного округа летом-осенью 1939 г., и предприняло меры по повышению боевой готовности своих вооруженных сил. Так, 06.10. 1939 г. вышел приказ на развертывание финских войск в приграничных районах и сосредоточении главных сил на Карельском перешейке, а на следующий день начался призыв в армию резервистов. на добровольной основе началась частичная эвакуация жителей Карельского перешейка. Через несколько дней с Карельского перешейка, Хельсинки, Тампере и Виипури (Выборг) началась частичная эвакуация гражданского населения вглубь страны. Только в октябре было эвакуировано более 150 тыс. человек. Продолжалась интенсивная модернизация«линии Маннергейма», шоссейных дорог и аэродромов. Была объявлена массовая мобилизация в регулярную армию и в военизированную организацию Шюцкор.

В Советском Союзе до войны было аналогичное общество - Осоавиахим (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству).  В Финляндии была образована Ставка главного командования Вооруженных сил во главе с главнокомандующим фельдмаршалом Маннергеймом, введен ряд чрезвычайных законов, арестованы сотни членов левых партий. Шла интенсивная подготовка к отражению возможных боевых действий со стороны Советского Союза.

Сразу же после срыва советско-финляндских переговоров Ворошилов отдал приказ Военному совету ЛВО завершить сосредоточение войск к 20 ноября и представить план конкретных действий. На другой день соответствующее распоряжение было направлено в войска. Советский Союз нацеливался на наступательные военные операции, а финны — на оборонительные.[14]

Так стороны подошли к опасной черте, за которой уже начиналась война. Необходим был только повод для начала военных действий.  И он нашёлся. По версии, изложенной в донесении К.А.Мерецкого следует, что 26.11.1939 года в 15.45 финская артиллерия выпустила семь снарядов по советской территории в районе поселка Майнилы, по позициям 68-го стрелкового полка. Якобы были убиты 3 красноармейца и один младший командир, ранено 9 красноармейцев и командировал [15]. Фамилии погибших и раненных военнослужащих так и не были нигде опубликованы.

Правительство Финляндии отрицало факт провокации со стороны своих войск и после проведенного одностороннего расследования допускало, что «дело идет о несчастном случае, происшедшем при учебных упражнениях, имевших место на советской стороне». Важно при этом подчеркнуть, что в финской ноте предлагалось «совместно произвести расследование по поводу данного инцидента в соответствии с Конвенцией о пограничных комиссарах, заключенной 24.09. 1928 года», и изъявлялась готовность «приступить к переговорам по вопросу об обоюдном отводе войск на известное расстояние от границы»[16].

Казалось, это разумное предложение можно было принять и мирно урегулировать конфликт. Однако в следующей ноте от 28.11. 1939 г. советское правительство квалифицировало финскую ноту как неприемлемую. Советская сторона фактически отказывалась от совместного расследования инцидента, обвинила финскую сторону в нарушении пакта о ненападении и заявила, что «считает себя свободной от обязательств, взятых на себя в силу пакта о ненападении». 29.11.1939 года посланнику Финляндии в Москве была вручена нота о разрыве дипломатических отношений СССР с Финляндией.  Вечером того же дня из Хельсинки были отозваныдипломатические и хозяйственные представители Советского Союза[17].

Советское правительство придало инциденту в Майниле особое значение. Молотов в речи по радио 29 ноября 1939 г.назвал его олицетворением «неприкрытого стремления» финской стороны «и впредь держать Ленинград под непосредственной угрозой своих войск». Он уже не упоминал о конкретной провокации — обстреле советского пограничного поста севернее поселка Майнилы, расположенного всего в 800 м от границы, — но, нагнетая обстановку, сообщил о некоем «артиллерийском обстреле наших воинских частей под Ленинградом, приведшем к тяжелым жертвам в красноармейских частях»[18]. Предложение же финской стороны о совместном расследовании инцидента в Майниле он назвал «нахальным отрицанием фактов, издевательским отношением к понесенным нами жертвам»[19].

Во времена «перестройки» стали известны несколько версий Майнильского инцидента. По одной из них обстрел позиций 68-го полка произвело секретное подразделение НКВД. По другой, вообще никакой стрельбы не было, и в 68-м полку 26.11.1939 г. не было ни убитых, ни раненых. Существовали и иные версии, не получившие документального подтверждения.

Провокация в Майниле была устроена, естественно, теми, кому она была выгодна. В данной ситуации она была выгодна только советской стороне, чтобы иметь повод для денонсации договора о ненападении с Финляндией. Теперь до войны оставался только один шаг. Под предлогом, «будто уже слишком поздно»,Советское руководство проигнорировало ноту финской стороны от 29.11. 1939 г., в которой она соглашалась отвести войска «на такое расстояние от Ленинграда, при котором нельзя было бы говорить, что они угрожают безопасности этого города [выделено, автор]»[20].

Даже с началом боевых действий, правительство Финляндии передало через шведского посланника в Москве сообщение о готовности возобновить переговоры, однако Сталин не согласился, заявив, что все вопросы уже решены с правительством Куусинена, которое он сам же назначил.

Накануне войны с Советским Союзом («Зимней войны», как ее назвали в Финляндии) в финском обществе, вплоть до коммунистов, преобладало единодушное мнение, что в случае агрессии страну надо защищать и быть готовым принести себя в жертву ради независимости своей родины. Несмотря на большие потери, «дух Зимней войны» сохранился в Финляндии до конца войны.

Возникает вопрос, как это стало возможным, когда в этой стране в 1918 году – всего два десятка лет назад – прошла кровавая гражданская война, во многом спровоцированной Советской Россией, в которой белые (правые) воевали против красных (левых). Людей массово казнили даже после завершения главных сражений. Тогда, во главе победившей белой гвардии стоял фельдмаршал Карл Густав Эмиль Маннергейм, уроженец Финляндии, бывший генерал-лейтенант российской армии, который повел финских солдат против Красной Армии. То, что руководство Финляндии вообще решилось на вооруженное сопротивление, да еще имела такую широкую поддержку практически всего населения страны, стало полной неожиданностью для руководства Советского Союза (Сталина). Да и для руководства Финляндии «дух Зимней войны» оказался так же не мифом. Его рождение объясняется следующими обстоятельствами:

- во-первых, в финском обществе доверие к Советскому Союзу было подорвано фактом формирования марионеточного правительства Куусинена и подписанным им договором «О взаимопомощи и дружбе» с Советским Союзом. Уверялось, что Финляндия останется независимой, но в самой Финляндии не питали особых иллюзий относительно искренности таких заверений.

- во-вторых, это доверие еще больше упало, а соответственно резко возросло сопротивление агрессии, когда 30.11.1939 г. без ультиматума или объявления войны, Советский Союз напал на Финляндию. А ведь накануне Финляндия наконец согласилась отвести свои войска на приемлемое расстояние от границы. В этот день советская авиация из-за ошибки летчиков бомбила городские кварталы Хельсинки, были разрушены десятки зданий, погиб 91 человек[21]. Председатель Правительства Советского Союза В.М.Молотов категорически отрицал эти бомбежки, хотя жители Хельсинки наблюдали их собственными глазами. Позже бомбежки старались ограничивать, так как в советском руководстве поняли, что это – плохая пропаганда. Тем не менее жесточайшим бомбардировкам подвергался город Миккели, где находилась Ставка военного командования Финляндии, а также города Выборг, Сортавала, Куопио, Котка, Коувола, Ханко, Турку, Раума, Уусикаупунки, Вааса, Каяни, Оулу, Рованиеми и др.

Через несколько дней Лига Наций обратилась к Советскому Союзу с просьбой о прекращении авиационных бомбардировок мирных городов. Молотов потряс своим циничным ответом даже видавших виды дипломатов Лиги: «Советская авиация не бомбит финские города, а сбрасывает на них мешки с хлебом для голодного населения этих городов»[22]. Это было вполне в стиле Молотова: можно было назвать Польшу«уродливым детищем Версальского договора»[23], а смертоносные бомбы - «мешками с хлебом».Как это похоже на сегодняшние неуклюжие оправдания российского руководства по целому ряду инцидентов внутри страны и за рубежом.

Надо отметить, что способность Финляндии защитить себя от атак с воздуха была довольно слабой. Финские истребители были дислоцированы на юго-востоке. Летчики были опытные, но самолетов было слишком мало.По официальным финским данным, во время авианалётов и бомбардировок городов Финляндии (в том числе Хельсинки) погибло 956 человек, 540 были серьёзно и 1300 легко ранены[24], 256 каменных и около 1800 деревянных зданий было разрушено[25]

Бомбежка Хельсинки широко освещалась в международной прессе, в результате чего 14 декабря Совет Лиги Наций принял решение об исключении Советского Союза из этой организации, осудил советскую агрессию против Финляндии и призвал оказать ей помощь всех членов международного сообщества[26].

Известный советский писатель А.Б.Чаковский в документальном романе «Блокада» [27] пишет, что еще летом 1939 г. в Москве состоялось заседание Главного военного совета Красной Армии. Рассматривался план военных действий против Финляндии, подготовленный под руководством начальника Генштаба Б.М.Шапошникова. Он исходил из реальной оценки состояния финской армии и ее пограничной укрепленной линии, которая была сделана по данным 5-го управления Красной Армии (бывшего Разведуправления, начальник И.И.Проскуров).  В нем предусматривалось сосредоточение больших сил и средств еще до начала операции. Сталин был удивлен тем, что начальник Генштаба требует стольких сил и средств, чтобы заставить маленькую Финляндию пойти на уступки.

Этот план Сталин отверг. Шапошникову было указано на недооценку мощи Красной Армии и переоценку возможностей Финляндии. Составление нового плана было поручено новому командующему Ленинградского военного округа (ЛВО) - командарму 2-го ранга К.А. Мерецков. Новый план исходил из расчета воевать «малой кровью» и разгромить противника ограниченными силами, без сосредоточения необходимых резервов, опираться на силы и средства только ЛВО, или на те 21 стрелковых дивизий, которые имелись в его распоряжении.[28] Начав военные действия против небольшой соседней страны, Сталин и Ворошилов были действительно уверены, что война продлится всего две-три недели. Они даже не уведомили о начале войны Б.М. Шапошникова, который находился в длительном отпуске в Сочи. Узнав о ней, он немедленно вернулся в Москву.

Вот как описывает в своих мемуарах Н.С.Хрущев настроение, царившее в Кремле накануне и в начале войны с Финляндией: «…Было такое мнение, что Финляндии будут предъявлены ультимативные требования территориального характера, которые она уже отвергла на переговорах, и если она не согласится, то начать военные действия. Такое мнение было у Сталина. Я, конечно, тогда не возражал Сталину. Я тоже считал, что это правильно. Достаточно громко сказать, а если не услышат, то выстрелить из пушки, и финны поднимут руки, согласятся с нашими требованиями... Действительно, в последний момент финское руководство согласилось с требованиями Советского Союза, но Сталин не захотел их услышать[29]. …Тогда Сталин говорил: «Ну вот, сегодня будет начато дело [выделено, автор]».

«В Ленинград заранее послали Г.И. Кулика [тогда заместитель наркома обороны СССР и одновременно начальник Главного артиллерийского управления (ГАУ), автор] для организации артиллерийского обстрела финляндской территории. Мы [Сталин, Хрущёв, Молотов и Куусинен, автор] сидели у Сталина довольно долго, ожидали часа истечения ультиматума. Сталин был уверен, и мы тоже верили, что не будет войны, что финны в последнюю минуту примут наши предложения, и тем самым мы достигнем своей цели без войны, обезопасим страну с Севера...»

«…Потом позвонили, что мы все-таки произвели роковой выстрел. Финны ответили артиллерийским огнем. Началась война [выделено, автор]. Говорю это потому, что существует и другая трактовка событий: дескать, финны выстрелили первыми, а мы вынуждены были ответить. Но ведь это всегда, когда начинают войну, говорят о другом, что выстрелил первым он…»

«…Возникает вопрос: имели ли мы юридическое и моральное право на свои действия? Юридически, конечно, не имели права [выделено, автор]. С моральной же точки зрения желание обезопасить себя и договориться с соседом оправдывало нас в собственных глазах.[30]»

Ознакомление с первым оперативным приказом войскам ЛВО за подписью командующего К.А.Мерецкова и члена военного совета А.А.Жданова показывает, что цели предстоящей военной операции выходили далеко за рамки обеспечения безопасности Ленинграда. В нем шла речь не только о том, чтобы «перейти границу и разгромить финские войска», но и «освобождение финского народа от гнета помещиков и капиталистов».[31]^. Безусловно, такая политическая цель могла быть поставлена только Сталиным. Однако, Советский Союз не был подготовлен к войне против Финляндии ни в политическом, ни в военно-техническом, ни в морально-психологическом отношении.

Молотов всего за месяц до начала войны – 31.10.1939 г., публично заявил о напряженных отношениях с Финляндией. Массированная антифинляндская пропагандистская кампания началась только накануне войны, с середины ноября, а среди населения шли разговоры о том, что военные действия не должны начаться в преддверии зимы. Вот какие лозунги звучали на проходивших тогда в стране, многочисленных митингах трудящихся, организованных в поддержку решительных мер советского правительства против белофиннов - новый термин (Финляндии): «Ответить тройным ударом!», «Дать отпор зарвавшимся налетчикам!», «Долой провокаторов войны!», «Уничтожить гнусную банду!», «Безмерная наглость!»^[32] и т.д.

Как это похоже на сегодняшние пропагандистские акции по государственным телевизионным каналам, когда появляются альтернативные мнение или лидеры, отличные от правящей элиты России.

Интересный факт – 30.11.1939г., когда началось наступление Красной Армии на Финляндию, необходимо было эвакуировать посольство Советского Союза и советских граждан из этой страны. Для этих целей временный поверенный Советского Союза в Финляндии Е.Т.Синицын обратился в немецкое посольство в Хельсинки (не английское, не шведское или посольство какой либо другой страны, а именно в немецкое) для того, чтобы эвакуировать советских граждан немецким пароходом «Донау». Это показывает, что тогда отношения Советского Союза с гитлеровской Германией были близки к союзническим. Немцы поставили условие, чтобы в день эвакуации советская авиация не бомбила Хельсинки и морской порт, а по пути от Хельсинки до Таллина пароход не будет атакован.

2. Провал плана военных действий ЛВОм(К.А.Мерецкова) против Финляндии. Второй этап войны, реализация плана Генштаба (Б.М.Шапошникова)  

Планом советского командования на случай войны предусматривалось активными действиями частей ЛВО (командующий К.А.Мерецков) на севере и в центральной части Финляндии сковать противника, не допустить возможной высадки войск западных держав со стороны Баренцева моря. Одновременно частями и соединениями 7-й армии нанести удар на Карельском перешейке, прорвать «линию Маннергейма» и ликвидировать финский укрепленный плацдарм вблизи Ленинграда.  Для выполнения такой задачи частей только ЛВО было явно недостаточно. План Генштаба (начальник Б.М.Шапошников), предлагавшего создать более мощную группировку войск, был отклонен И.В. Сталиным и Е.К.Ворошиловым, которые явно недооценивали боеспособность финской армии и всецело полагались на достижение победы имевшимися силами и средствами одного ЛВО в сжатые сроки.

Согласно вышеупомянутому «Плану операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии» она должна была иметь продолжительность немногим более двух недель. Заместитель наркома обороны Г.И.Кулик отдал приказание вести расчеты, касавшиеся действий артиллерии, с учетом 12-дневной операции[33]. Вряд ли можно предполагать, что Сталин, особенно после инцидента в Майниле, нацеливался на мирный исход кризиса. Думается, всемерное раздувание этого инцидента советской пропагандой, сосредоточение для нападения на Финляндию четырех армий (7, 8, 9 и 14) в составе 18 стрелковых дивизий и 5 танковых бригад говорят сами за себя.

У Сталина и его окружения в преддверии «Зимней войны» царили «шапкозакидательские» настроения. Примечательно, что на заседании Политбюро ЦК ВКП(б), состоявшемся 27 ноября 1939 г., выяснилось, что руководство наркомата обороны имеет весьма смутное представление о характере укреплений, пересекавших Карельский перешеек — «линии Маннергейма», а члены Политбюро впервые услышали о наличии у личного состава финляндской армии автоматического стрелкового оружия[34]. «Шапкозакидательские» настроения присутствовали и среди командного состава. Некоторые командиры и политработники не желали и слышать о необходимости внимательно изучать потенциального противника, избегать условностей в боевой подготовке. При этом они ссылались на «указания высших инстанций»[35].

Сталин, его соратники, а вслед за ними командный и политический состав Красной Армии, вероятно, имели все основания для оптимизма, начиная войну против Финляндии. Части Красной Армии, пересекшие советско-финляндскую границу 30 ноября 1939 г., явно превосходили противника в живой силе и технике. Они насчитывали 240 тыс. чел., свыше 1900 орудий, свыше 1000 танков, около 1000 самолетов (по другим данным: 450 тыс. чел., свыше 1500 орудий, около 1500 танков и около 2500 самолетов). Им противостояла группировка финских войск численностью 140 тыс. чел., имевшая 400 орудий, 60 устаревших танков и 270 боевых самолетов.[36]

30 ноября 1939 года в 8 часов утра залпы артиллерийской подготовки возвестили о начале войны «за обеспечение безопасности Ленинграда и северо-западных границ нашей Родины». Через час, после ее окончания войска ЛВО пересекли границу Финляндии.

В первые дни советско-финляндской войны 19 дивизиям Красной Армии противостояли 9 пехотных дивизий, 5 пехотных и одна кавалерийская бригады, 5 отдельных полков и 22 егерских батальона, что дает 15 расчетных дивизий[37]. Получается, что в первые дни боевых действий ЛВО не имел ощутимого превосходства над противником[38].

К началу войны Вооруженные силы Финляндии насчитывали около 300 тыс. человек плюс обученные резервисты еще 300 тыс.  (степень мобилизованности в стране была весьма высока — 18 % от численности населения). Они включали прежде всего Карельскую армию (7 пехотных дивизий, 4 отдельные пехотные и одну кавалерийскую бригады, несколько отдельных пехотных батальонов), сосредоточенную на Карельском перешейке, а также специальные группы войск, располагавшиеся на мурманском, кандалакшском, ухтинском, ребольском и петрозаводском направлениях. Финское командование намеревалось сковать главную группировку советских войск на «линии Маннергейма», изолировать ее, продержаться до полугода, а затем, после получения военной помощи от западных стран, перенести боевые действия на территорию советской Карелии.[39]

Во ходе войны Финляндия получила помощь от Швеции, Англии, Франции, США боеприпасами, военным снаряжением и техникой. Западные страны поставили Финляндии: 350 самолетов, 500 орудий, свыше 6 000 пулеметов, около 100 тыс. винтовок, 650 тыс. ручных гранат, 2,5 млн. снарядов и 160 млн. патронов. Из Скандинавских стран, в первую очередь Швеции, а также США и других стран прибыло 11,5 тыс. добровольцев [40]^,[41].

На первом этапе военные действия Красной Армии развивались крайне неудачно. Хрущев так описывает реакцию Сталина на них: «Сталин очень негодовал. Военные объясняли, что они не знали о создании финских укреплений на Карельском перешейке. Они назывались «линией Маннергейма». Стали обвинять разведку.Все это объединилось в главное обвинение Ворошилову — он нарком обороны. За военное поражение обвинять, собственно, больше и некого было. Ворошилов виновен, он не предусмотрел[42]».

Охваченные патриотическим порывом финские войска успешно оборонялись. Их успех объяснялся как высоким боевым духом финской армии от рядового до фельдмаршала и патриотическим порывом всего финляндского народа, так и неподготовленностью Красной Армии к войне. Ко всему прочему, плохо действовала военная техника. Финский ландшафт и оборонительные укрепления оказались труднопроходимыми, а финны научились эффективно выводить из строя советские танки при помощи бутылок с зажигательной смесью и метательных взрывчаток. Тогда и появилось их название – «коктейль Молотова». За время войны их было изготовлено около полумиллиона штук. Это, конечно, еще больше добавляло им смелости и отваги. Упорное сопротивление маленькой Финляндии вызвало большие симпатии к ней во всем мире.

Война с Финляндией показала, всю пагубность политических репрессий в 1937-1938 гг. в отнощении командного состава Красной Армии, что подорвало её боеспособность. Наряду с отстранением от должности и расстрелом одних высших и старших командиров, происходил быстрый служебный рост других, которые, естественно, не обладали таким же умением и опытом командования соединениями: армией, корпусом, дивизией, бригадой или даже полком. Все это, конечно, сказалось на ходе боевых действий и привело к огромным потерям Красной Армии несоизмеримым с потерями Вооруженных сил Финляндии.

Основным способом избежать политических репрессий становилось беспрекословное выполнение любой ценой приказов Сталина или Ворошилова, издававшихся от имени Ставки. Инертность и безынициативность командно-начальствующего состава, особенно высшего, приводила к тому, что успех достигался лишь при подавляющем превосходстве в силах и средствах, за счёт тяжелых кровавых потерь. Тысячи убитых и пропавших без вести, десятки тысяч раненых и обмороженных - такова была цена некомпетентности и неподготовности, проявленных высшим советским политическим руководством (Сталиным) и командованием Красной Армии (Ворошиловым и командующими армий) в советско-финляндской войне.

Помимо полной неготовности недавно назначенных высших и старших командиров организовывать и руководить боевыми действиями, оказалось, что и сами подразделения, и части ЛВО были также не готовы к ведению боевых действий в сложных условиях зимних холодов. Войска нуждались в немедленном дополнительном обучении методам преодоления заминированной местности, прорыва системы мощных укреплений. Кроме того, ход боевых действий вскрыл серьезные недостатки в системе управления войсками, как при оперативном, так и при тактическом взаимодействии. Была плохо организована связь и материальноеснабжение, работа штабов была неудовлетворительной. В результате органы управления ЛВО, СЗФ и входящие в них армии и дивизии испытывали значительные трудности во всестороннем обеспечении войск.

Ворошилов в письме Сталину и Молотову от 21.12.1939 г. писал о безобразиях, которые были вскрыты в 7-й армии (командующий К.А.Мерецков), действовавшей на главном направлении - на карельском перешейке, «линии Маннергейма». Он отмечал, что «дороги забиты, пехоты как организованной силы на фронте нет, а болтается почти никем не управляемая масса людей, которая при первых же выстрелах беспорядочно разбредается в топи, по лесам. Пехота несет большие потери от шальных пуль. Командиры и политсостав ЛВО», писал далее Ворошилов, «были настроены на легкий поход на Финляндию (подобно польскому). Поэтому многие полки идут в бой с единицами пулеметов, остальные ждут «прорыва», чтобы торжественно двинуться на Виипури (Выборг). У Мерецкова дела в хаотическом состоянии. Положения на фронте он не знает, считая, что все идет хорошо [выделено, автор]». Ворошилов сообщал, что он «предупредил Жданова, чтобы тот не доверял болтовне Мерецкова, больше требовал от командования, и в первую очередь от самого командующего».

Далее Ворошилов констатирует, что Военный совет 7-й армии ничего не предпринимает для наведения порядка. Мерецков от имени Ставки (Сталиным) был предупрежден, что, «если он не наведет порядка в войсках, будет снят и отдан под суд»[43]. За отсутствие распорядительности в частях и порядка в тылах Ставка Главного командования объявила Мерецкову и всему Военному совету 7-й армии выговор[44].

Соединения Красной Армии постоянно оказывались в окружении, прорываясь из него, нередко бросали технику и вооружение.  В большинстве случаев они действовали исключительно по дорогам и пытались сбить противника только лобовыми атаками. Командир 9-ой финской дивизии генерал-майор И.Сииласвуо писал впоследствии: «Мне было непонятно и странно, почему русские не имели лыж [особенно на первом этапе, автор] и поэтому не могли оторваться от дорог и несли большие потери».[45]

Вновь назначенные командующие армиями были вынуждены ценой значительных потерь реализовывать на практике сталинский план, стараясь не принимать оперативных решений без согласования со Ставкой главного командования (Сталина), например, по своевременному выводу войск из окружения. В очередной раз выделились сталинские порученцы: заместитель наркома обороны, командарм 1-го ранга Г.И.Кулик и начальник Политуправления Красной Армии, армейский комиссар 1-го ранга Л.З.Мехлис, главным достоинством которых являлась слепая преданность вождю. Они жестко расправлялись с теми, кто, по их мнению, не оправдал доверие партии и правительства, использовали террор как неотъемлемый элемент своего управления. При этом командиры своими жизнями и жизнями своих подчиненных, расплачивались и за грубейшие ошибки высшего руководства Красной Армии и собственную неподготовленность руководить войсками.

Продолжение