или еще раз о том, почему человечеству нужно повторение 17-го года

Николай Кудряков

Существует факт: к производству современных материальных благ и к их потреблению имеет доступ «квалифицированное меньшинство» человечества, от одной шестой до, в лучшем случае, одной пятой.

С размышлений о феномене «общества одной пятой» начинается книга Ханса-Петера Мартина и Харальда Шуманна «Западня глобализации». Авторы делятся впечатлениями о конференции, состоявшейся в «Фермонт-отеле» в Сан-Франциско в сентябре 1995 года, и собравшей порядка 500 политиков, бизнесменов и ученых со всех  континентов.

Ханс-Петер МАРТИН

Харальд ШУМАНН

 «Джон Гейдж, главный управляющий Sun Microsystems и восходящая звезда компьютерного бизнеса, открывает раунд дебатов на тему «Технология и занятость в глобальной экономике».   Его компания разработала язык программирования Java, и её акции бьют все рекорды на Уолл-стрит. «На нас может работать кто угодно и сколь угодно долго; нам не нужна виза для наших зарубежных сотрудников», - немногословно поясняет Гейдж. Правительства и их всевозможные постановления, заявляет он, для трудоспособного населения планеты больше ничего не значат. Он просто нанимает тех, кто ему нужен, и нынешнее его предпочтение – «хорошие мозги из Индии», которые будут работать на него до тех пор, пока они на это способны. Компания получает заявления о приёме на работу из всех уголков мира через компьютер, что говорит само за себя. «Мы нанимаем людей посредством компьютера, они работают на компьютерах, и компьютер же их увольняет».

Господа, а что происходит с теми «хорошими мозгами из Индии», которые перестают работать на мистера Гейджа после того, как они не смогут работать? После того, как их уволил компьютер?

Очевидно, что ни пособий по безработице, ни пенсий по старости для «хороших мозгов из Индии» в бизнес-плане фирмы Sun Microsystems не предусмотрено. А национальные правительства и их постановления  на самом деле больше ничего не значат не столько для трудоспособного населения планеты, то есть не столько для «глобального пролетария», сколько для глобального работодателя.

«С тех пор как мы начали тринадцать лет тому назад, мы … увеличили оборот с нуля до шести миллиардов…». Самодовольно улыбаясь, Гейдж поворачивается к человеку, сидящему рядом с ним за столом: «Вы, Дэвид, к таким темпам и не приближались»… Гейдж явно смакует свой выпад.

Человек, к которому он обращался, Дэвид Паккард, основатель гиганта высоких технологий Hewlet-Packard … задаёт в ответ самый важный вопрос «А сколько служащих вам на самом деле нужно, Джон?».

… Ведущий дискуссию профессор Рустем Рой из Университета штата Пенсильвания пытается копнуть глубже: «А сколько человек работает на  Sun Microsystems в настоящее время?». Гейдж: «Шестнадцать тысяч. Но все они, за редким исключением, являются резервом для рационализации».

Никто в зале даже не шепчется. Очевидно, перспектива невиданных прежде армий безработных ясна присутствующим без лишних слов. Ни один из высокооплачиваемых управляющих подразделений компаний не думает, что в будущем будет достаточно новых, регулярно оплачиваемых рабочих мест в каком бы то ни было секторе экономики до сих пор богатых стран, где развитие рынков обусловлено внедрением высоких технологий»

Итак, никто из капитанов «свободной глобальной экономики» не предполагает в этой самой экономике роста занятости. Наоборот – они предполагают рост безработицы. Никто из них видом не видывал и слыхом не слыхивал, чтобы развитие рынка высоких технологий обеспечивало рост занятости постоянной. Неполный рабочий день, неполная рабочая неделя, работа по срочному трудовому договору, работа безо всякого трудового договора (вас нанимает и увольняет компьютер), работа без страховых и пенсионных начислений – это пожалуйста, это именно такие рабочие места опережающими темпами создаются в глобальной экономике в последние полтора-два десятилетия.

«В следующем столетии для функционирования мировой экономики будет достаточно 20 процентов населения… Пятой части всех ищущих работу хватит для производства товаров первой необходимости и предоставления всех дорогостоящих услуг… Эти 20 процентов в какой бы то ни было стране будут активно участвовать в жизни общества, зарабатывать и потреблять…

А что же остальные? Останутся ли без работы 80 процентов тех, кто хочет работать? «Конечно, - говорит Джереми Рифкин, автор книги «Конец занятости». – У тех 80 процентов, которые останутся не у дел, будут колоссальные проблемы»…

Прервемся еще раз. Упомянутый Джереми Рифкин полагает, что для производства потребительских благ в современных объемах при должном росте производительности труда будет достаточно занять в материальном производстве даже не двадцать, а ДВА процента от численности трудоспособного населения. А что же остальные? А у остальных 98% , надо полагать, будут проблемы.

Джереми РИФКИН – американский философ, экономист, писатель и общественный деятель. 

А давайте прикинем. Количество фирм, продукция которых определяет облик современной цивилизации, сегодня оценивается величиной 40 тыс.  Если среднюю численность работающих в каждой фирме принять такой, как в Sun Microsystems (16 тыс.), то общая численность составит 640 млн.  Это примерно 1/10 от населения Земли. Так если эти 10% населения земли уже сегодня способны производить весь диапазон и весь объем товаров, определяющих облик современной цивилизации, то что делают остальные 90% и зачем они нужны? Полученная нами цифра 90% лежит как раз посередине между оценками концепции «общества одной пятой» (80%) и предельной цифрой 98%, называемой Дж. Рифкиным. Стало быть, в этом диапазоне (80÷98%) достоверно находится доля населения Земли, которое для глобальной экономики не нужно. Существование этого населения экономически не оправдано. А вы думаете, с чего это вдруг Маргарет Тэтчер вздумалось объявить экономически неоправданным существование 90% населения России?

«Начиная с этого момента маститая группа, обсуждающая «будущее занятости», затрагивает в своих дебатах исключительно тех, кто не будет иметь ничего. По всеобщему твёрдому убеждению, их ряды пополнят десятки миллионов тех людей во всем мире, которые до сих пор, надо полагать, чувствовали себя ближе к повседневному блаженству…, чем к борьбе за выживание без надежды на постоянную, хорошо оплачиваемую работу. Выступающие … делают набросок нового социального устройства, при котором в богатых странах уже не будет среднего класса,… и никто из участников дискуссии этого не отрицает.

<…>

… в скором времени люди в индустриальных странах вновь будут подметать улицы практически задаром и довольствоваться грошовыми заработками в качестве помошников в домашнем хозяйстве. По мнению футуролога Джона Нэсбита, индустриальная эпоха и её массовое благоденствие в конце концов станут не более чем «эпизодической вспышкой на экране истории экономики».

Еще раз прервём репортаж из «Фермонт-отеля». «Массовое благоденствие», «велфер-стейт» и все его блага: пособия по безработице, пенсии по старости, медицинское страхование и восьмичасовой рабочий день  – все это возникло сравнительно недавно. Первые робкие шаги к «социальному государству» были сделаны в Германии во времена Бисмарка. «Железный канцлер» вынужден был отступить перед натиском рабочего движения. А радикальный поворот к «социальному государству» страны Запада сделали под впечатлением от революции в России. И вот теперь, полтора столетия спустя после «железного канцлера» и без малого сто лет спустя после русской революции «социальному государству»   действительно приходит конец, и во многом из-за того, что русская революция в конце XX века потерпела поражение.

Участники той памятной трехдневной конференции в «Фермонте» воображали себя провозвестниками новой цивилизации. Однако путь, обрисованный собравшимися там экспертами из высшего управленческого звена и научной среды, означает для человечества не что иное, как возврат к далекому прошлому – к «дикому капитализму».

*   *   *

Одним из самых значительных социологических открытий, сделанных Марксом в середине XIX века, следует признать феномен «избыточного населения». Это явление он рассматривает на протяжении целой главы первого тома «Капитала» - главы двадцать третьей. Маркс показывает, что накопление капитала приводит не только к возникновению промышленного пролетариата, т.е. людей, работающих по найму, но и к возникновению люмпен-пролетариата, к возникновению нищеты как устойчивого социального явления. Во многих местах и у Маркса,  и у Энгельса эта социальная группа называется резервной промышленной армией. Но именно определение избыточного населения, данное в двадцать третьей главе «Капитала», является самым адекватным, потому что речь идет даже не тех о людях, которые периодически теряют работу, и даже не тех, которые перебиваются случайными – в том числе сезонными – заработками. Речь идет о людях, которые не работают никогда. Если это люди, потерявшие работу – то потерявшие навсегда. Это  - безработные в нескольких поколениях. Это действительно избыточное население, это лишние люди, живущие на грани потери человеческого облика - Маркс даже говорит о них как о популяции ослабленных животных. Во времена первоначального накопления капитала и во времена промышленного переворота это были бродяги, перебивавшиеся воровством и попрошайничеством. Это были в основном вчерашние крестьяне, которые лишились всяких легальных средств к существованию из-за того, что были капитализированы и приватизированы  их традиционные условия жизни – пашни, луга, леса, водоемы, и которые в таком количестве в качестве наемных работников были не нужны. Бродяжничество, как эпидемия, обрушилось Европу в конце XV века и дожило до конца века XIX. Наиболее характерным это явление было для Англии – родины классического капитализма. С бродяжничеством пытались бороться. Сначала несчастных людей вешали. Потом для них стали организовывать печально знаменитые «работные дома». Потом их стали вывозить на вновь открытые земли, и даже заселили ими целый континент- Австралию. Принципиальную неспособность капитализма дать работу всем способным и всем желающим трудиться Маркс назвал основным законом капиталистического накопления:

«Чем больше общественное богатство, функционирующий капитал, размеры и энергия его возрастания,…тем больше промышленная резервная армия….Но чем больше эта резервная армия по сравнению с активной рабочей силой, тем обширнее постоянное перенаселение, нищета которого прямо пропорциональна мукам труда активной рабочей армии… Это - абсолютный, всеобщий закон капиталистического накопления»[1].

Действие этого закона в масштабах мировой экономики и в процессе развития капитализма вширь, за пределы его исторической родины, повсеместно приводило к тому, что во всем мире численность людей, которые, как когда-то английские крестьяне,  лишались условий существования, стала исчисляться десятками, а потом и сотнями миллионов. В бродяг и нищих превращались целые нации. Первыми на себе это испытали ирландцы - обитатели первой английской колонии. Демографические последствия хозяйственного освоения Ирландии английским капиталом Маркс сравнивает со знаменитой чумой XIV века. А вот что в мае 1856 года рассказывает об Ирландии Фридрих Энгельс:

«…В общем в самой стране проехали около 450-500 английских миль и видели, таким образом, около двух третей всей страны…. Жандармы, попы, адвокаты, чиновники, дворяне-помещики в приятном изобилии, и полное отсутствие какой бы то ни было промышленности, так что трудно было бы понять, чем же живут все эти паразиты, если бы соответствующую противоположность этому не являла собой нищета крестьян... Ирландию можно считать первой английской колонией…; и уже здесь видно, что так называемая свобода английских граждан покоится на угнетении колоний…

… страна покрыта … разрушенными крестьянскими домами… Я никогда не думал, что голод может быть столь реально осязаемым. Целые деревни опустели… К этому привело совместное действие голода, эмиграции и очистки имений. При этом даже скота на полях нет; земля представляет собой настоящую пустыню, которая никому не нужна ….

Страна вконец разорена ... В результате сам народ приобрел свой особый характер, и при всём национально-ирландском фанатизме, присущем этим парням, они больше не чувствуют себя дома в собственной стране…. Как часто пытались ирландцы добиться чего-нибудь, и каждый раз бывали раздавлены - политически и экономически. Систематическим угнетением они искусственно превращены в совершенно обнищавшую нацию, и теперь, как известно, их специальность - поставлять в Англию, Америку, Австралию и т.д. проституток, поденщиков, сутенеров, мошенников, шарлатанов, нищих…»[2]

Полное отсутствие какой бы то ни было промышленности.

Земля, превращенная в пустыню.

Голод, который выкосил целые деревни.

Целый народ, не чувствующий себя дома в свой стране и превращаемый в  избыточное население, в биомассу.

Всё это вместе взятое – это действие всеобщего закона капиталистического накопления. Всё это не что иное, как результаты приметы развития капитализма вширь. Это результат экспорта капитала. Это необходимые предпосылки промышленной модернизации.

Но ведь промышленная модернизация в той же Ирландии место всё же имела? Да!

В Ирландию вместе с английским капиталом в конце концов пришла самая современная по тем временам английская промышленность. Интенсивное высокотоварное сельское хозяйство в Ирландии создано было? Было!

Так в чем же дело? А дело именно в том, что за те несколько лет или несколько десятилетий, которые пролегают между приходом в чужую страну иностранного капитала и появлением в этой стране современных производств, происходило полное или почти полное уничтожение тех производительных сил, которые там были до этого. Дело в том, что на эти несколько лет или несколько десятилетий эта страна, полностью или частично, превращается в экономическую и демографическую пустыню. Дело в том, что за эти несколько лет или десятилетий население этой страны полностью или в большинстве своём превращается в избыточное население, лишенное доступа к средствам труда и существования – прежде всего к природным ресурсам. Дело, наконец, в том, что после того, как промышленная модернизация начинает приносить плоды, оказывается, что значительная часть населения этой страны, зачастую – подавляющее большинство населения – ничего от этой модернизации не получает. Промышленная модернизация в таких странах чаще всего оборачивается тем, что в промышленных масштабах там начинает воспроизводиться избыточное население. В промышленных масштабах там начинают воспроизводиться нищета и ненависть.

Первый в истории пример проведенной подобным образом промышленной модернизации дала действительно Ирландия - первая английская колония.

Но первое место по масштабам разрушения местных производительных сил, по  масштабам и темпам превращения целых народов в «избыточное население» дают примеры колониальной модернизация Китая и Индии.

В Индии прежде всего было уничтожено тамошнее текстильное производство, существовавшее несколько тысячелетий. Экспортом английского фабричного полотна индийские ткачи и прядильщики, работавшие вручную, были, по выражению Маркса, «сметены  с лица земли».  В Индии вымирали не деревни – вымирали города и целые провинции. В Индии  приватизация и капитализация ежегодно превращала в избыточное население и обрекала на голодную смерть миллионы человеческих существ.

Но ведь вытеснение ручного труда машинным производством – это прогресс? Прогресс! Но ведь железная дорога вместо носильщиков и пароход вместо лодочников – это прогресс? Прогресс!

Но только законченный негодяй станет утверждать, что всенародное восстание в Индии 1857-1858 годов, которое сам британский премьер Бенджамин Дизраэли назвал национальной революцией, было борьбой против прогресса.

Только полный невежда будет думать, что восстание ихэтуаней 1898-1901 годов было борьбой против модернизации.

Да, индийские сипаи убивали всех европейцев без разбора. Да, китайские «боксёры», считая воплощением зла всё, сделанное европейцами, разбирали рельсы и валили телеграфные столбы.

Первоначальные и низшие формы классовой борьбы всегда представляют собой преступление – так Маркс оценивал движение луддитов, «ломателей машин».  И восстание сипаев, и восстание ихэтуаней явили собой вспышки классовой борьбы в её низших и варварских формах против становящегося глобальным капитализма, со стороны той части «мирового сообщества», которую Арнольд Тойнби назвал внешним пролетариатом.

Но если восстания сипаев в Индии и «боксеров»-ихэтуаней в Китае были примерами ранних и низших форм борьбы «внешнего пролетариата» против глобального капитализма, то русская революция 1917 года оказалась одним из первых сравнительно целесообразных и рациональных  эпизодов такой борьбы.

А сегодня вопрос стоит так: либо глобальный капитализм действительно создаст общество не то одной пятой, не то одной десятой – и тогда от 80 до 90% человечества будет сметено с лица земли, либо с лица земли будет, наконец, сметен - большинством человечества – глобальный капитализм.