К дискуссии об атомной энергетике, науке и образовании
Дата: 26/09/2007
Тема: Реформирование и акционирование


А.Ф. Нечаев, д.х.н., зав.кафедрой «Инженерной радиоэкологии и радиохимической технологии» СПб ГТИ

Итак, менее года назад официально заявлен курс на возрождение атомной энергетики. «Программа ускоренного развития» подготовлена с размахом; просчитаны и, надо думать, предусмотрены в бюджете необходимые финансовые ресурсы; проводится радикальная реструктуризация ядерной отрасли; создаются СП, акционерные общества; резко возросла интенсивность межгосударственных контактов; торжественно закладываются новые энергоблоки; начато строительство не имеющих аналогов в мире плавучих АЭС… События развиваются беспрецедентно высокими темпами, но желание рукоплескать пока не возникает.

Слишком часто в истории отечественной ядерной энергетики продекларированные намерения не соответствовали результатам.

Так случилось с двумя Федеральными целевыми программами по ликвидации ядерного наследия, утвержденными Правительством России, но при этом, как оказалось, не обеспеченными ни в финансовом, ни в материальном плане.

Ранее неудача постигла амбициозную государственную программу СССР периода 70-х годов. Если бы она была реализована, то сегодня мы имели бы не 22, а 150 ГВт установленной мощности АЭС, причем не менее 25% «ядерной» электроэнергии производилось бы на реакторах типа БН.

Не удалось осуществить и нашумевшую в свое время «Стратегию развития», в соответствии с которой суммарная мощность АЭС в настоящее время должна была бы быть почти в 1,5 раза выше существующей.

Но, увы – мы имеем то, что имеем! Всегда находятся причины, не позволяющие реализовать задуманное. То не хватает мощностей для массового производства реакторных корпусов. Построили «Атоммаш» – грянул Чернобыль. Затем ваучерная приватизация, гиперинфляция, бартерная экономика, и венец всему – дефолт 1998г.

 В подобных условиях стагнация ядерной энергетики – это далеко не самый трагический из возможных исходов. Существует, правда, вопрос относительно неизбежности экономического коллапса 90-х. Однако история не терпит сослагательного наклонения. Что было -– то было! Важно усвоить уроки происшедшего и не повторять прошлых ошибок. Сумеем ли?

Первые шаги по реализации масштабной и исключительно актуальной государственной программы ускоренного развития ядерной энергетики, если еще и не являются поводом для пессимизма, то, безусловно, настораживают.

Во-первых, ничем не оправданной суетливостью. Стоило ли, к примеру, торопиться с громогласными заявлениями о подписании «первого в отечественной практике» договора об участии негосударственной компании в строительстве АЭС на Кольском полуострове? Уже через месяц-полтора это соглашение было дезавуировано частным партнером по причине экономической несостоятельности проекта. Или другое – в средствах массовой информации широко анонсируется список новых ядерных энергоблоков с датами их ввода в эксплуатацию. А затем выясняется, что этот список не согласован с РАО ЕЭС, что наращивание мощностей на существующих площадках не отвечает рациональной схеме распределения энергии, что размещать АЭС следует в регионах, не имеющих пока ни подготовленных площадок, ни необходимой инфраструктуры, ни специализированных строительно-монтажных организаций… Но, если так, то возникает вопрос о реалистичности публично заявленных темпов выполнения программы и, как следствие – недоумение по поводу поспешных, необоснованных деклараций.

Конечно, ничего катастрофического не произошло. Однако, думаю, любому человеку, не являющемуся экспертом в том, что сегодня называют менеджментом, должно быть ясно: невнимание к деталям, алогичность в последовательности действий, стремление выдать желаемое за действительное – это тревожные признаки сбоев в системе управления важной государственной программой.

Возможно, это всего лишь издержки начального периода; не исключаю, что положение дел улучшится в результате проводимой реструктуризации ядерной отрасли… Но, к сожалению, существуют и другие, причем гораздо более основательные, причины для беспокойства относительно устойчивости развития ядерно-энергетического комплекса. И связаны они с нынешним состоянием науки и образования.

Принятая программа базируется на существующих типах реакторов и апробированном более чем полувековой практикой топливном цикле.[1] Это разумно, если учитывать дефицит времени, отведенного для сохранения отечественной ядерной энергетики, как таковой. Если же рассматривать энергетическую проблему в перспективе, то следует открыто признать, что ни современные ядерные реакторы, ни топливо на основе урана не являются панацеей. Ограничения связаны с такими внутренне присущими этой технологии характеристиками, как:

-        низкая эффективность использования топливного потенциала, в целом, и нейтронного потока – в частности;

-        накопление радиоактивных отходов пропорционально выработке электроэнергии, что приводит к постоянному росту той доли тарифа, которая идет на безопасное обращение с РАО;

-        относительно короткая топливная кампания энергетических реакторов и, как следствие – большой объем потенциально опасных перевозок облученных топливных сборок и значительные затраты на захоронение ВАО;

-        принципиальная невозможность гарантировать безопасность захоронения отходов, содержащих неделящиеся изотопы плутония, нептуний, америций и кюрий;

-        потенциальная угроза неконтролируемого использования делящихся материалов (КНР более чем убедительно продемонстрировала неэффективность договора о нераспространении ядерного оружия).

При увеличении объемов производства «ядерной» электроэнергии эти факторы неизбежно будут оказывать постоянно возрастающее давление на экономические показатели, индексы безопасности АЭС и уровень глобальной политической тревожности. Таким образом, одной из наиболее актуальных задач ближайшего будущего является поиск и инженерное воплощение альтернативных топливных циклов и реакторных технологий.

В данном случае известно основное направление поиска; практически ясно, где и как искать; во многом понятно, по каким критериям проводить отбор результатов исследований для передачи на стадию ОКР и последующего проектирования промышленных установок (это то, что принято называть прикладной наукой). Однако столь высокая степень определенности целей, задач и методов вовсе не является гарантией успеха. Более того, даже вложение адекватных масштабу задачи материальных и финансовых ресурсов (чего в России не делалось уже 20 лет!) еще не дает оснований для уверенности в скором достижении поставленной цели[2]. Убежден, что решающее значение имеет т.н. человеческий фактор.

Очевидно, что задача создания энергетики будущего ложится на плечи нового поколения исследователей – поколения не только «знающих и умеющих», но внутренне способных к преодолению сформировавшихся стереотипов мышления. Вот именно в этом и заключается проблема, поскольку привить молодежи вкус к «свободному полету мысли» должны люди, которым изрядно перевалило за пятьдесят, если не больше. Среднее поколение частью растворилось в хаосе 90-х, частью пересмотрело жизненные приоритеты и приняло т.н. рыночные условия существования, формально не меняя места работы. Среда творческого общения на равных, среда людей близких по возрасту и, потому, живущих схожими интересами, легко и естественно воспринимающих друг друга – разрушена. В России (как, впрочем, и за рубежом) возникла серьезная озабоченность относительно сохранения ядерных знаний!

«Старшие» пока способны и готовы передать свой опыт и базовые знания «младшим» – было бы кому, было бы осознанное стремление и материальная возможность[3] связать свою жизнь с ядерной наукой! Однако выработанная десятилетиями вера «старших» в незыблемость фундаментальных принципов науки, как правило, не допускает «сумасшедших» идей – это физиология. Но  без новых идей, новых методологических подходов, без присущей молодости раскрепощенности мышления нет и не может быть прорывов в технологии – это аксиома. Уместно напомнить, по-видимому, что научные основы отечественной ядерной промышленности и энергетики были созданы людьми в возрасте до 35 лет, а наперсникам плеяды ныне знаменитых ученых и инженеров – А.Иоффе, И.Курчатову, В.Хлопину – было чуть за сорок.

Подводя предварительный итог анализа, констатируем ряд фактов, трактовка которых, я надеюсь, не должна вызвать активного неприятия у специалистов. Итак:

(1)   попытки ускоренного развития ядерной энергетики на существующей базе уже в среднесрочной перспективе неизбежно столкнутся с экономическими, социальными и политическими сложностями, природа которых кроется в коренной сущности используемой технологии;

(2)   один из наиболее очевидных (потенциально доступных) выходов из прогнозируемой ситуации  – упреждающий поиск и промышленное освоение альтернативных топливных циклов;

(3)   задачи, методы работы и критерии селекции оптимальных решений по инновационным реакторам и топливным циклам во многом ясны. Тем не менее, это не дает оснований для уверенности в скором и успешном достижении цели. Причиной тому – ЗАТЯЖНОЙ СИСТЕМНЫЙ КРИЗИС НАУКИ И ВЫСШЕГО ТЕХНИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ.

Сам  факт кризисного состояния науки и образования не требует особых доказательств (достаточно беспристрастно проанализировать такие показатели, как возрастной состав работающих, уровень оплаты труда, состояние материальной базы, индекс цитируемости работ…). Обсуждать же причины возникновения кризиса – это довольно бессмысленное занятие.

Во-первых, потому что уже поздно: время вспять не повернешь.

Во-вторых, обсуждение – это всегда поиск разумного объяснения или оптимального решения заинтересованными сторонами, которые в процессе общения соревнуются в убедительности представляемой аргументации. Но одна из непременных сторон процесса – облеченные властью чиновники – живет в согласии со своими, зачастую малопонятными другим, интересами, не утруждает себя доказательствами правоты принимаемых решений; ни в малейшей степени не нуждается в их одобрении теми, кого они непосредственно касаются, и не несет никакой ответственности за выполнение собственных постановлений. Вспомним знаменитый Указ №1 Первого Президента России: 7 лет он не выполнялся, а затем был отменен по той причине, что … в течение предшествующих семи лет не выполнялся (?!). С такой, с позволенья сказать, логикой сколь либо продуктивная дискуссия невозможна, в принципе.

Изменилась ли ситуация сейчас? Судя по выступлениям официальных лиц верхнего эшелона власти, можно думать, что да. Во всяком случае, активно демонстрируется повышенное внимание к науке и профессиональному образованию, и на ближайшее время в этих сферах запланирован к реализации ряд масштабных государственных программ.

Настораживает то, что уверения в приверженности науке звучат тем чаще и настойчивее, чем меньше времени остается до выборов. Разумеется, эту настороженность можно было бы трактовать всего лишь как благоприобретенный россиянами за время реформ «синдром скептика». Но, к сожалению, дело не только в том, как часто декларируются амбициозные планы научно-технического рывка, но и в том, как преподносятся нововведения. Представляя программу по развитию нанотехнологии объемом в 240 млрд. рублей (!), вице-премьер иллюстрирует ее возможности экономическим эффектом от замены ламп накаливания в подъездах российских домов на «вечные нанотехнологические фотодиоды». По-видимому, для доходчивости. Этот пример тут же подхватывают и озвучивают с телеэкрана некоторые академики РАН. И возникает естественный вопрос: а понимают ли распорядители финансовых ресурсов, в чем сущность физикохимии и технологии наноразмерных систем, или полностью полагаются на советников, которые могут добросовестно эаблуждаться, а могут и сознательно, из корыстных целей вводить в заблуждение работодателей? Здесь есть повод задуматься. Приведу заключение прошлогодней конференции в Ницце по Европейскому бизнесу и технологиям: «Тотальная неосведомленность государственных чиновников в области инновационных технологий является основной причиной неэффективности расходования бюджетных средств и прогрессирующей стагнации в технологической сфере». Это не про наших, это про госчиновников из стран Евросоюза. Но есть ли разница?

Что касается бюджетных средств, запланированных на программу, то они, несомненно, будут освоены. Уже появилась концепция «наноядерного» (?!) реактора; Генштаб убежден, что без нанотехнологии невозможно повысить дальность и точность ракетных комплексов; для окончательного решения проблемы «термояда» нужны, как выясняется наноматериалы… Не быть причастным к «нанотематике» становится не престижным.

В сказанном нет сарказма – это лишь констатация реалий. И стремление научных коллективов оказаться в русле инициированных сверху программ по развитию нанотехнологий и созданию термоядерного реактора (с бюджетом в 540 млрд. рублей!) вполне понятно. А вот рассчитывать на то, что программы послужат толчком к возрождению отечественной науки и образования, вряд ли можно.

Берусь утверждать, что ни громадные средства, выделяемые целевым назначением на «целевых» исполнителей, ни изменения Устава РАН, ни гранты на оборудование отдельным ВУЗам, ни объединение университетов, ни, тем более, ЕГЭ и т.н. «болонская» система обучения не решают коренной проблемы – проблемы научных и педагогических кадров, преемственности поколений, престижности профессии исследователя и наставника; проблемы воссоздания атмосферы увлеченности и творчества как основного условия реального научно-технического прогресса и, в конечном счете – экономической мощи России. Здесь нужно другое и, как первый шаг – осознание власть предержащими сущности кризиса и его последствий для страны в стратегическом ракурсе. И, конечно, желание слышать не только себя.

Возвращаясь к вопросу об энергетике будущего, хотел бы подчеркнуть, что использование энергии деления тяжелых ядер – это не единственный и, возможно, не самый оптимальный, но пока наиболее реальный путь обеспечения потребностей человечества. Не исключено, что в обозримом будущем удастся создать технологичный и экономически приемлемый термоядерный реактор. Принципиально же новых идей, способных радикально и навсегда стабилизировать ситуацию с энергообеспечением мировой цивилизации, если и можно ожидать, то только от фундаментальной науки. Но требовать от нее открытий по графику – на чем сосредоточены усилия нынешнего руководства Минобрнауки – это, мягко говоря, наивно. Познание окружающего мира не имеет никаких прагматических мотиваций - оно самоценно. Но не будь этих «абсолютно непрактичных увлечений» великих предшественников и современников, мы читали бы при лучине, отапливались хворостом и общались с помощью там-тамов.


[1] Разговоры о «новой технологической платформе» (в том виде, как она преподносится сегодня) содержат в себе изрядную долю лукавства. Все это – и бридеры и замкнутый топливный цикл – уже давно освоено, и вопрос состоит только в масштабах промышленного использования этих технологий.

[2] Как иллюстрация – более чем скромные результаты многолетнего проекта МАГАТЭ по инновационным реакторам и топливным циклам – INPRO.

[3] В НИИ отрасли зарплата молодых специалистов (если они не связаны с выполнением работ по двусторонним контрактам с зарубежными партнерами или по проектам МНТЦ) не намного превышает биологический прожиточный минимум для одного работающего. В профильных ВУЗах ситуация еще более критическая.







Это статья PRoAtom
http://www.proatom.ru

URL этой статьи:
http://www.proatom.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=1107