Под замыленным понятием «модернизация» у нас в первую очередь понимают Сколково, нанотехнологии и прочие проекты, идеологически ориентированные на относительно отдаленное будущее. Эти проекты, спору нет, надо развивать, но если уж говорить о модернизации, то нельзя забывать и о том, что традиционную индустриальную инфраструктуру в нашей стране на самом деле пора уже строить заново. Подмосковный блэкаут показал это наглядно: ну зачем заменять лампы накаливания на энергосберегающие, если света все равно нет?

Проблема износа основных фондов в электроэнергетике и ЖКХ, мягко говоря, не нова. Об этом все более-менее сведущие люди говорили еще на заре нулевых. И надо сказать, власть эту проблему решила… прекратив дискуссию. Не запретив ее, а выдвинув на передний план другие проблемы: сначала страна поднималась с колен, потом реализовывала нацпроекты, создавала госкорпорации, тут кризис подоспел, а следом за ним — и модернизация по-сколковски.

Основные фонды, предоставленные сами себе, продолжали изнашиваться. История со стареньким трансформатором в Чагине, о которой как-то уже позабыли, была первым звоночком. На Саяно-Шушенской бил набат, но, при всем масштабе катастрофы, локальный. А блэкаут в огромном густонаселенном регионе длиной больше недели — это уже похоронный марш.

На протяжении всех этих лет не было сделано ничего для системного решения проблемы. Решение предложено одно — менять две трети электросетевого хозяйства страны. Цена вопроса, как посчитали в холдинге МРСК, которому в результате реформы РАО «ЕЭС» и отошли все провода и трансформаторы, — 2,8 трлн руб., в том числе полмиллиарда — из федерального бюджета. Остальное — рост тарифов, заемные средства и экономия за счет ввода энергосберегающего оборудования.

Маленький, но символичный нюанс: все это называется программой реновации. Не модернизации, а именно реновации, то есть нового выстраивания советской инфраструктуры на деньги налогоплательщика и потребителя, как оно и было в СССР, хотя и с помощью иных механизмов. Нынче механизм называется переходом на RAB-регулирование (метод тарифообразования на основе норм доходности инвестированного капитала). Иными словами, в тариф как раз и будут заложены все затраты (плюс откаты) на воссоздание неэффективной схемы размещения. Несмотря на модную терминологию эффективного менеджмента, в сущности это Госплан. Строим как хотим, затраты относим на потребителя.

Даже министр энергетики Сергей Шматко, вызванный на ковер в Думу, признал, что нужен переход к более распределенной схеме, потому что сейчас у нас десятки километров высоковольтных ЛЭП могут вести к населенному пункту, где живут 10 человек. И ведут они, как водится, через лес, куда энергетикам и спасателям в случае любого рода коллапсов и аномалий добраться труднее.

В результате реформы РАО «ЕЭС» у нас в генерации появились крупные собственники, но практически не появились небольшие частные котельные и ТЭЦ, потребности в которых огромны, особенно во всякого рода городах, где одинаково безденежны и бесхозяйственны и градообразующее предприятие, и муниципалитет. Частные ТЭЦ могли бы строить и частные провода, по крайней мере до крупных по локальным меркам промышленных потребителей, чтобы не отвлекать на это ресурсы той же МРСК. Тарифы их, в свою очередь, могут оказаться ниже, ведь в них не придется закладывать ни откатов, ни заведомо неэффективных решений.

Но пока все это не обсуждается даже на уровне идеи. Да и программа реновации МРСК, написанная еще в мае, застряла в правительстве. Наверное, теперь на нее все-таки найдут деньги, которые прежде находили в основном на Олимпиаду и «Формулу-1».

Это вопрос частный, при всей его практической значимости, а значит, производный. Производный от сути нашего экономического устройства, которое безо всяких обиняков можно называть диким государственным капитализмом.

Капитализмом, потому что все экономические субъекты у нас ориентированы исключительно на максимизацию прибыли. Акционеры крупных частных компаний нещадно эксплуатируют доставшиеся им мощности, чаще советские. Менеджеры этих компаний, от топ до линейных, имеют собственные бизнесы и бизнесочки, основанные на выводе части средств хозяина. Такие же бизнесы есть и у представителей госкомпаний и госкорпораций. Все они интересуются максимизацией личной прибыли, что снижает экономическую эффективность компаний и делает их поведение нерациональным. Хрестоматийный пример — это когда «Роснефть» и «Транснефть» взяли у китайцев кредит, на который построили в Китай трубу, и пойдет по этой трубе нефть, уже проданная в качестве обеспечения по тому самому кредиту. В чем тут логика? В том, что для максимизации личной прибыли не нужна труба, а нужен процесс ее строительства.

Потому и дикий у нас капитализм, что эта личная прибыль является единственной целью, оправдывающей любые средства. Во времена Маркса это, в общем, были нормы. Но нынешние вариации капитализма предписывают субъектам экономической деятельности руководствоваться еще и гуманитарными, экологическими, социальными соображениями, не говоря уж о строгом следовании духу и букве закона. Вот против таких вариаций наш капитализм и дикий.

Наконец, государственный он даже не в силу масштаба и влияния госсектора, а потому, что такая экономическая матрица не просто одобряется и поддерживается государством, она им по факту создается и воспроизводится. Популярный и яркий пример — тот самый Лесной кодекс, который защитил права арендатора-собственника в такой степени, что невозможно стало рубить лес в целях предупреждения пожаров и падения деревьев на те самые провода.

Вот этот дико-государственно-капиталистический подход нам и стоило бы модернизировать в первую очередь. И тогда появлялись бы у нас и провода, и Сколково.

Опубликовано в "Новой газете" 17.01.2011