Сегодня, через полтора года после этого, можно сказать программного выступления, я решил поинтересоваться, как реализуются эти планы, как выстраивается система управления инжиниринговой деятельностью, как обеспечивается максимальная эффективность ее работы со стороны Росатома, и что из обещанного уже выполнено. Причем, мне хотелось получить не бодрый отчет в красивой обложке от руководства Росатома, а выслушать мнение непосредственных исполнителей — работников АЭПов.
Как-никак, я тоже чувствую себя миноритарным акционером, соучастником государственных инвестиций, поскольку являюсь гражданином России и плачу налоги.
Некоторые мои собеседники эмоционально высказали свое мнение, однако пожелали остаться «инкогнито», поэтому я не привожу здесь их фамилий и благодарю за откровенность.

Новые менеджеры

Структурные изменения в атомной отрасли начались сразу после прихода команды Кириенко. Особенно круто преобразования начались в СПбАЭП, поскольку он менее защищен, чем НИАЭП и МосАЭП. Чтобы расчистить площадку в институте еще в 2007 году сменили руководство. Новый директор Л.М.Резников активно взялся за реформы и первым делом привел своих людей. Всем, естественно, ключевых должностей не хватило — стали спешно придумывать новые. Раньше было 2 юриста, сейчас — 23. У главного бухгалтера сейчас 5 начальников отделов. Создано модное нынче управление закупок — там «немереное количество людей».
Если в предыдущие годы руководители института каждого бухгалтера, экономиста, секретаря просчитывали, чтобы минимум народу сидело на шее у проектировщиков, то сейчас все акценты изменились в сторону администрирования и паблисити.

Можно подумать, что новые люди внесут в проектный институт импульс развития. Как говорится, интеллектуальный инжиниринг. Однако суровая реальность в очередной раз показала, что не каждый менеджер способен руководить предприятием атомной отрасли. Не сомневаюсь, что новая команда управленцев руководствовалась чистыми помыслами и здравым смыслом. Может быть они люди и неплохие, но стали через колено ломать то, в чем не разбираются, и что эффективно работает более 80 лет.
Не таким представляется мне государственный подход. Все-таки руководитель должен разбираться в своем хозяйстве. И, конечно, не «блатных» устраивать, а готовить своих технических специалистов, формировать кадровый резерв. Даже футбольный менеджер понимает в футболе. У нас же чем выше уровень, тем ниже требования.
Резников мобильный, грамотный человек, военный юрист, закончил академию народного хозяйства при правительстве РФ, защитил даже диссертацию, вытащил Томский нефтехимкомбинат. Но АЭП — серьезное предприятие совсем другого профиля. Да и специальность у него — кризисный управляющий. Не мог он понять: где тут кризис? Работа есть, прибыль есть, институт на ходу, во всем мире известен.
Особую сложность представлял график работы Резникова — живя в Москве, он два раза в неделю, а то и реже, бывал на работе. Легко вообразить уровень управления институтом, в составе которого проектный и строительный блоки численностью 1975 человек, причем, в самой активной фазе строительства.
Тем не менее, команда Резникова начала бодро командовать. Были даже интересные проекты по созданию СП с Siemens. Из интервью Травина: «Мы готовы к международной кооперации, к созданию СП на базе петербургского АЭПа, для более эффективной конкуренции за рубежом. Взаимовыгодный эффект от такого сотрудничества — это и обмен технологиями, расширение рынков сбыта за счет традиционных рынков сбыта возможных партнеров, и, конечно, совместная борьба за рынок». Отказ Siemens от атомных технологий лишил проектировщиков определенного драйва.
Хорошо, что сам Резников в текущую работу не вмешивался и потому институт, как отлаженный за долгие годы механизм продолжал выполнять свою функцию.

Так продолжалось три года, пока не пришли новые люди, питерские. 7 июня 2010 г. директором назначили А. А. Кайдалова, и он привел уже других людей. Снова начались устройство «блатных», смена вывесок и должностей.
На вопрос, разбирался ли Кайдалов в строительстве, один из опытных проектировщиков АЭП ответил, что по его представлениям тот вообще никогда ничего не строил. Сидел раньше в мэрии. И проект, и строительство курировал его первый зам Василий Калюжный. Кто он по профессии так никто и не понял — ничем особенным не отличился.
Первая резолюция Калюжного была такой: «Увольнять нужно таких проектировщиков». Причина банальная. Кто-то из строителей пожаловался из Белоярской АЭС. Это сразу вызвало у проектировщиков негативную реакцию: «А он, сплеча… Но ведь ты же почти директор, разберись! У строителей всегда проектировщик виноват».

Стиль руководства

В чем особенность стиля руководства новых менеджеров? Во‑первых, за последние 4 года наименования подразделений и должностей руководителей АЭП сменились не менее 5 раз. Во-вторых, за три года работы Резникова многие из руководителей производственных подразделений удостоились чести быть принятым директором не более 3 раз. Подобным образом строились взаимоотношения и с Кайдаловым. За год и два месяца некоторым из них удалось по два раза побывать у него в кабинете. Если предыдущий директор С. В. Онуфриенко по нескольку раз в день обсуждал и оперативно решал производственные и организационные вопросы, то Резников и Кайдалов до этого не опускались и поэтому важнейшие вопросы развития инжиниринговой компании зависали. «Как-то мне дали задание подготовить предложение по структуре — рассказывает один из начальников подразделений — я подготовил предложения, но меня так и не выслушали».
Действительно, структурные изменения проектного и строительного блока в целях унификации и развития института назрели давно, но начались только в 2010 году после ухода обоих «эффективных» менеджеров.
До этого была структура по направлениям. В каждом направлении были свои строители, электрики, тепломеханики. Зарплата различалась в разы, потому, что каждый получал от оборотов своего отдела. ВВЭР — жирные куски. Там же был Тяньвань, сегодня там же были бы ЛАЭС‑2, Балтика. БН, реконструкция Кольской — в другом направлении, РБМК — в третьем, наука — в четвертом, тепловое — в своем направлении.

А отделы РБМК затухали, хотя там были те же тепломеханики, строители. Направление РБМК было особенно бедным. Потом у них вообще работы не стало. В общем, в 2010 году было начато и в этом закончено объединение, что способствовало консолидации института.

Но, главное — это некомпетентность Резникова и Кайдалова в вопросах проектирования и строительства атомных объектов. Оба менеджера не имели опыта и не понимали меру ответственности при сооружении атомных объектов, поэтому четыре года их правления смело можно назвать годами упущенных возможностей.

Однако, было бы несправедливым не заметить положительное из работы этих руководителей. Приведу одно из высказываний: «Стала выпускаться институтская газета, чего раньше не было. Значки стали заказывать, например, новый значок молодежного ядерного общества. Сегодня он, МЯО, на подъеме. Проводят велопробеги. Ездят на экскурсии на Ловиизу, на Темелин».

На философский вопрос, а нужна ли вообще демократия в производственных отношениях, один из проектировщиков ответил: «Нужно профессиональное обсуждение производственных вопросов. У нас же все молчком, авторитарными решениями. Если Резникова еще можно было назвать менеджером, то команда Кайдалова вообще непонятно что. Работали по принципу: «я начальник, ты дурак». ГИПа Кузина, специалиста, зам директора по ВВЭР, прошедшего Китай, гнобили за то, что он при обсуждении одного из специалистов посмел возразить Кайдалову: «Вы не правы». Его выжили. Сейчас он в другом институте работает заместителем директора по проектированию. Все это потери ценных специалистов. Где они сейчас, эти горе-руководители? Кто их назначал, и кто за это будет нести ответственность?
Назначение «своих» на руководящие должности — это распространенная в стране практика, которая на корню рубит преемственность, отбор и продвижение лучших, разлагает общество и, в конце концов, разрушает нашу мораль и экономику.
Институт славен своими традициями, династиями. Молодые кадры приходят в институт рядовыми инженерами и потихоньку растут, набираются опыта. До должности главного специалиста работают лет 20, а у вновь пришедших руководителей дети со студенческой скамьи получают эти должности. Когда новый директор со стороны приводит родственников, друзей, которые захватывают ключевые должности и еще придумывают новые, не имеющие отношения к профилю института, устанавливают себе немыслимые зарплаты и при этом не понимают существа дела — это вызывает отторжение. Все это отражается и на производственной деятельности, например, сегодня из 240 договоров института, которые в оформлении, 142 — хозяйственные: что-то закупается, ремонтируется, и 30 — субподрядных, которые из-за этих закупок никак не протолкнуть, не оформить. Соотношение не в пользу тех, кто зарабатывает деньги».

Показуха

Институт всегда успешно сдавал полноценные годовые отчеты. Памятная записка, бухгалтерский баланс. За своевременность, достоверность и полноту сведений несли ответственность главный бухгалтер и директор института. Нынешний публичный годовой отчет на русском и английском, внешне выглядит красиво, однако напоминает бутафорию, в его оформление вовлечено множество людей: «Проводятся слушания. Нанимаются дизайнеры. Снуют в институте молодцы — специалисты по красивым обложкам, «стейкхолдер-менеджмент». Конкурсы организуют. Не по качеству и объемам производственной деятельности, а по оформлению. Ведь чтобы оценить содержание, нужно что-то понимать в работе. Вся эта показуха не приближает к современным методам проектирования и строительства, и уж тем более, не повышает престиж проектного института. В общем, кормление. Неужели денег много в государстве?»
На вопрос, откуда все это идет, все мои респонденты ответили однозначно: «Сверху».

Закупки

В атомной отрасли закупки производятся с особым размахом. Не берусь оценивать уровень организации этой работы, приведу лишь одно из высказываний: «С гордостью докладывают, что за 2010 год сэкономили 20 млрд рублей. При этом можно за 5 минут посчитать, что задержка ввода на полгода одного миллионного блока приводит к недополучению 30 млрд рублей. За счет таких закупок и подмены оборудования страдает качество. Покупают не то, что заложено в проекте по тех. требованиям. Чаще руководствуются принципом: «где свои, и где, якобы, дешевле». Однако дешевле — в атомной энергетике не значит лучше. Здесь жесткие требования к материалам, к возможности работать в условиях высоких температур, давлений и радиации. Вся эта дешевизна когда-нибудь скажется на безопасности».
Есть такое опасение и у меня: после таких закупок частота выхода оборудования из строя в процессе эксплуатации приведет к значительно большим затратам, чем вся закупочная экономия. Вероятность аварий, наверняка, тоже возрастет.

Инжиниринг или специализация

И принципиальный вопрос, на который нет сегодня однозначного ответа среди специалистов института: может ли институт одновременно быть генеральным подрядчиком и генеральным проектировщиком на одном и том же объекте строительства, или, как нынче говорят, инжиниринговой компанией? Одни уверены, что инжиниринг — это перспективная организация сооружений ядерных объектов, будущее института. Главное, чтобы в руководстве стояли умные и ответственные люди.
Другие категорично отрицают, ссылаясь на специализацию института, прочно занявшего свою нишу в проектировании. При этом у проектировщика должно быть право независимого контроля за строительством в части выполнения требований проекта. Действующее Положение о ГИП, четко показывает, что ГИП имеет право приостанавливать отдельные виды строительно-монтажных работ за отступление от проекта или нарушение техусловий. В условиях инжиниринга не понятно, как может ГИП остановить работу, если сам подчиняется тому же директору, который отвечает за проект, стройку и освоение денег? Совершенно очевидно, что на уровне руководства инжиниринговой компании будут покрываться и проектные и строительные огрехи. Нужно также учитывать, что при превышении определенной пороговой численности институт неизбежно превратится в инертную забюрократизированную организацию и потеряет управляемость.

У заказчика такого ответственного объекта, как АЭС, должны быть независимые проектный и строительный генподрядчики, взаимодействие между которыми жестко регламентировано. Это мелкие объекты, соцкультбыт можно поручать инжиниринговой компании. Сегодняшняя организация работы проектных институтов противоречит тому, что было создано годами. В общем, конфликт интересов. Что и привело к нарушению на ЛАЭС‑2, о котором рассказывает один из сотрудников института:

Обвал арматурного каркаса

«Произошла чудовищная безграмотность. Выставили на 23 метра арматуры, как следует не раскрепив. В какой-то момент ее там повело наверху. Попробуй стержень 40 мм выправи. Ослабили муфты горизонтального крепления. Из Москвы им по телефону: «Давайте бетонировать! Чего тянете?» Кинулись бетонировать. Хорошо, что время было обеденное, и все разошлись. Через час после заливки бетона все рухнуло. Они еще и леса убрали, которые мешали выставить опалубку. ППР не разработали, ни с кем не согласовали.
С ППРами сегодня тяжело в стране. Работа это ответственная. Старые разработчики: питерский Оргэнергострой уже давно развалился, московский еще живой, но ему со всем не справиться. Создали очередной ВНИПИЭТ в Сосновом Бору, который должен делать эти особо сложные ППРы. Но там тоже люди случайные, опыта никакого. Это проблема. Тем более у нас, потому что проект наш «а ля» Китай, по основным строительным решениям. Там китайцы штучно набирали арматуру, поэтапно выставляли и заливали, навинчивали муфты и так далее. Опыт российских строителей по ВВЭР‑1000 в основном складывается по подобию строительства Запорожской АЭС, т. е. цеха сборочные, армокаркасы, там их варят в цеху, везут на объект, устанавливают, соединяют. В Нововоронеже так же делают. Никакой выгоды это, правда, не дает. Более того, армокаркасы добавляют по весу за счет дополнительного раскрепления еще порядка 20%. Потом состыковать все это надо.
А на ЛАЭС‑2 пошли вообще по какому-то третьему пути. А ветер дунет, снег выпадет? Может от бетонирования пошли внутренние напряжения, она и упала нераскрепленная. Короче, ППР нужно делать, проект не догма. Но, если главные строители, подрядчики в разговоре употребляют: «… когда мы строили детский садик», вы понимаете? Кроме улыбки это ничего не вызывает».

Отношения между институтами

В своем интервью Травин отмечает: «Между ними (АЭПами) возникают споры и очень серьезные. И это нормально. В спорах рождается истина. Мы в них активно участвуем, и находим наиболее оптимальное решение».
Взаимодействие между институтами шлифовалось десятилетиями, и конечно не обходилось без обострений. «Когда кушать было нечего — вспоминает один из моих собеседников из Санкт Петербурга — мы просили москвичей отдать нам машзал Бушера. Не отдали. После того, как «сожрали» 90% денег зам. министра Е. А. Решетников приказом передал его нам с остатками денег. Мы без денег там кувыркались, и до сих пор отрасль с Бушером мучится». А сегодня нижегородцы обращаются к СПбАЭП по поводу участия в работах на Балтийской АЭС.
Иногда конкуренция обостряется, например, были случаи, когда из проектирования градирен нижегородцы и москвичи выжимали питерцев. На Новоронежской 2 на АЭС‑2006 они пригласили их под видом участия в конкурсе на комплексный заказ генподряда по градирне (на строительство и проектирование). Выиграло Мостострой 6, которое наняло на проект немецкую компанию. Да, у них охладители лучше, но СПбАЭП сейчас тоже поумнел, и на ЛАЭС‑2 пригласил французов. Питерцы делают башню, а французы — охладители. У них охладители лучше, где-то порядка на градус более глубокое охлаждение. За счет этого можно несколько электрических мегаватт довыработать с турбины. Но, башни-то можем мы сами сделать. НИАЭП решил и на Балтийской так же сделать. Посмотрим, как будет на самом деле.

Сегодня институты научились объединять усилия, совместная кооперация отлажена на уровне договоров, поскольку в каждом институте есть свои особенности, свои сильные стороны. У москвичей, например, гидротехников давно нет, они отдают Гидропроекту на подряд, или нижегородцам. Отдела радиационного контроля у них тоже нет. Градирщики в Санкт-Петербурге вообще одни на всю страну. СПбАЭП проектирует фундаменты и для москвичей (для Нововоронежа), и для нижегородцев (Калинин, Ростов).

Именно эти особенности московского и питерского АЭП привели к тому, что созданные ими проекты ВВЭР‑1200 по стоимости отличаются почти на 15%. Получились два разных проекта, отличающиеся по технике, идеологии, компоновке, с разным набором зданий и сооружений, с разными генпланами и т. д. Что-то лучше у СПбАЭП, что-то — у МосАЭП. Но все технические решения у обоих институтов увязаны в единый проект. У каждого свой.
Травин тоже поддерживает конкуренцию в проектах: «Уверен, что на этой конкуренции мы получили на сегодняшний день максимально эффективные решения». Тем самым он исключает идею объединения институтов.
Независимо от того, будут объединяться АЭПы или нет, выбрать лучшие решения и создать один коммерческий проект — идея интересная, хотя бы для международных тендеров. Но сделать это могут только специалисты высочайшего уровня. Есть такие в руководстве отрасли?

Заказчик

Может быть, в этом и смысл заявления Травина: «активно участвуем и находим наиболее оптимальное решение». Атомэнергопром, или, точнее, Заказчик, Росэнергоатом — это и есть та организация, на совести которой ответственность за выбор оптимальных решений и создание одного коммерческого проекта. Именно Заказчик, как представитель Государства на рынке создания АЭС должен эффективно использовать государственные деньги, организовать и профессионально координировать проектирование и строительство. Так, как это было раньше в Минатоме.
Унификация — это великое дело, а нынче даже обмена опытом нет. Раньше в Минэнерго был Главниипроект. Все проектные организации в Минэнерго, еще при министре П. С. Непорожнем, были под ним. Если где-то что-то произошло, рассылался циркуляр, в котором тиражировался опыт. Все проектировщики и строители знакомились и при проектировании учитывали. В Росэнергоатоме тоже была сильная служба Заказчика, которая жестко координировала строительство и тиражировала опыт. Но за 20 лет все это разрушили.
Сегодня Росэнергоатом создал совет проектировщиков. Институты делегировали туда представителей, причем фамилии заранее были определены организатором. Съездили назначенцы на сбор один раз и больше их не собирали. А должны быть НТСы, и не формальные, а рабочие. Много всяких вопросов возникает. Все хорошее нужно передавать. Сделать это могут только профессионалы, носители опыта. Не на деловых играх в Колонтаево мозги и желудок штурмовать, а на профессиональных советах обсуждать реальные проблемы. Руководить такими совещаниями должны авторитетные специалисты, а не психологи с гуманитарным образованием.
Похожие проблемы проявляются сегодня в Белоярке. Профессиональных строителей не найти. Берут гастарбайтеров не от хорошей жизни: «Ведь до чего дошло, расценки в Заречном на строительство жилого дома выше, чем на атомной станции. Пришел инженер-электромеханик С. В. Будылин, ныне заместитель Кириенко — директор Дирекции по кап строительству, и волевым порядком снизил расценки, наверное, ему там сказали: «… давай экономь».
На ЛАЭС‑2 даже за 2009 год по подписанным актам не хотели рассчитываться с субподрядчиками. Их мучили, вплоть до того, что, требовали переделать. Хотя они уже закрыли год, отчитались и налоги заплатили».

Объдинение АЭПов

На сайте proatom.ru с ноября обсуждается тема объединение АЭПов: НИАЭП с АСЭ, СПбАЭП с ВНИПИЭТ. Директор НИАЭП В. И. Лимаренко назначен директором АСЭ. Директор ВНИПИЭТ С. В. Онуфриенко ждет назначения на должность директора СПбАЭП. Чувствуется, что в проектном блоке Росатома назревают укрупнения. На вопрос о целесообразности таких объединений один из проектировщиков ответил: «Нынешняя организация создана еще во времена СССР для реализации масштабного строительства по 2–4 блока в год, и неплохо себя зарекомендовала».
Сегодняшняя Генеральная схема ввода энергоблоков до 2030 года предписывает введение 38 блоков и продление сроков службы блоков, оканчивающих срок эксплуатации. Кроме ВВЭР планируется строительство 7 БН‑1200. Если все это не вранье, не банальный пиар, то работа соизмерима по масштабам с той, которая была в восьмидесятых годах прошлого столетия. Объединяют тогда, когда работы нет. Проектным институтам предстоит столько работы, что одному все не потянуть, им впору расширяться.
У петербуржцев и москвичей, в отличие от нижегородцев, есть собственные проекты ВВЭР‑1000. Казалось бы, развивайте и соревнуйтесь в качестве и экономичности.
В свое время внутренняя конкуренция на разделительном рынке позволила создать технологии, которые уже десятилетия конкурентны на мировом рынке.
Когда-то СПбАЭП был отделением головного московского АЭП. Проблем возникало много. ГИПы из Питера приезжали в МосАЭП для согласований и выполнения разных формальностей. «Был там у них специальный отдел, в котором тетушки разносили тома проекта главспецам. Терялось драгоценное время. Все это было нерационально, унизительно и кроме лишней волокиты и бюрократии ничего рационального не приносило».

Тепловая энергетика

Проектный институт — это не фирма-однодневка для разовых работ. История института, люди, опыт, референции, традиции, архивы — все это важная часть капитализации и способствует признанию на мировом уровне. Концентрироваться на проектировании только объектов атомной энергетики сегодня опасно, поскольку отношение к атомной энергетике в мире нестабильно, в том числе и из-за несовершенства проектов и технологий.
Еще в 1998 году тепловая и атомная тематики в СПбАЭП были примерно на равных. Впрочем, и создавался институт именно для тепловой и гидро -энергетики. Тогда это было актуально, и он пользовался заслуженным уважением среди предприятий Санкт-Петербурга.
Резников ликвидировал тепловую тему на корню. Институт закончил и пустил в этом году первую очередь Юго-Западной ТЭЦ, а от тендера на вторую очередь отказался. По старой памяти к нему еще обращаются, но возможностей у института уже нет. Осталась группа, которая занимается энерготехнологиями переработки сланцев в сланцевое масло. Это впервые было сделано на Эстонской ГРЭС в Нарве. В институт вернулся специалист, который уходил в московский энерготехнологический институт им. Кржижановского, там он вплотную занимался этой установкой. В прошлом году в Эстонии, в Кохтла Ярве ее пустили. Сейчас эти ребята ездят по миру, пробуют. Их всего трое. Заказов меньше чем на 1 млрд рублей за три года — для института это не деньги. И все, тепловой больше нет. Проектирование пылеугольной топливоподачи ушло полностью — сейчас таких специалистов нет. Заказы на фундаменты и на градирни для тепловой энергетики для Сибири или для ближнего зарубежья поступают. А целиком станции СПбАЭП уже не берет.
Из-за политизированности атомной энергетики, для диверсификации, тепловая тематика для института могла бы быть хорошей страховкой. Тем более, что, те же машзалы, которые институт делал для тепловых, работают и в атомной энергетике.

Цена вопроса

Стоимость кВт установленной мощности и цена электроэнергии для потребителей — это те показатели, которые характеризуют любую реорганизацию. Если стоимость строительства АЭС для страны, и стоимость электроэнергии для потребителей уменьшатся, значит, мы на правильном пути.
Травин в своем интервью весьма витиевато коснулся этой темы. По его мнению, у нас 30% преимущества к конкурентам по стоимости кВт установленной мощности, а в США строительство вообще выше, чем у нас, в разы. Вот так! Жаль, что он не сказал, о стоимости электроэнергии на шинах АЭС в тех же США и в Европе. И не привел пример стоимости кВт установленной мощности в Китае. Тогда картина не была бы такой радужной. Приведу его высказывание: «Если говорить про текущий год (2009), то удешевление есть, и мы рассчитываем, по крайней мере, на 10–15% от наших планов этого года сократить расходы на строительство АЭС». Фантастика!
Вспомним, как в реальности развивалась эта цифра за шесть лет работы С. В. Кириенко. В Колонтаево на конференции в мае 2006 он говорил о $1200 для АЭС‑2006. В мае этого года при рассмотрении стратегии развития атомной отрасли до 2030 г. называлась цифра $2500. Сегодня он заявляет, что кВт установленной мощности на ВВЭР‑1200 будет стоить $2700. В ФЦП стоимость 2 блоков ВВЭР‑1200, которые строятся на ЛАЭС‑2, составляла 136,7 млрд руб, однако сейчас уже звучат другие цифры: 143 млрд рублей для первого блока и около 100 млрд рублей для второго. В реальности же будет более 300 млрд рублей для обоих блоков. В Турции на наши бюджетные деньги планируется построить 4 блока за $20 млрд без всяких гарантий возврата.
Впрочем, один из старых проектировщиков открыл мне страшную тайну: «Ни один энергоблок в мире не был пущен в заявленные сроки и на заявленные деньги. Ведь анекдоты сочиняются из реальной жизни, например, про костерок в дымовой трубе ТЭЦ, который развели при сдаче объекта комиссии. Дымок организовали, доложили и поехали водку пить. Потом все потихоньку достраивали».

Конечно, сложности расчета стоимости есть, особенно, если вокруг строек столько хищников — политиков, лоббистов, менеджеров и снабженцев. Чтобы наладить элементарный контроль нужно не менее батальона держать на объекте. Тем более, что есть успокаивающие примеры: французы для EPR 1650 Мвт уже официально публикуют 3800 евро, да еще и на два года продляют срок строительства. С учетом, правда, значительно более высоких, чем у нас зарплат. Вот как ответил мне о стоимости один из проектировщиков: «$3000 — минимум для ВВЭР‑1200, и она будет расти из-за роста непрофессионализма в строительстве. Идет тенденция закупок за рубежом того, что можем сделать своими силами. Дай Бог здоровья разработчикам АСУ ТП во ВНИИАЭС, может, что и сделают. На 4 блоке Кольской АЭС они УСБТ делали, а верхний уровень у французов купили. Числили при этом себя, генпроектировщиками и генпоставщиками».

На БН‑800 уже сегодня потрачено больше $5 млрд. Стоимость одного кВт установленной мощности будет не менее 6,5 тыс. долларов. Это в 5–6 раз дороже, чем, к примеру, тепловая энергетика. Организация «Экозащита» требует взять траты на БН‑800 под общественный контроль.
Хотя, к приведенным «Экозащитой» цифрам нужно относиться с осторожностью, и связанно это с коэффициентом пересчета. Есть базовые цены 2000 года, и есть коэффициенты пересчета к 2011 году. Причем, на разные виды работ и оборудования коэффициенты разные. Пока цифры сырые, ведь это проект 1984 года. Только сейчас на 2012 год забиваются деньги на корректировку проекта. Тогда и стоимость будет уточнена. Раньше не было целого ряда требований, того же ОВОСа.
И, тем не менее, очевидно, что стоимость строительства и эксплуатации БН‑800 запредельная, разорительная для страны и не выдерживает никакой экономической и технической критики. Так и хочется сказать, что БН‑800 — это черная дыра, афера на государственном уровне.

Организация проектирования

В конце семидесятых в России прошел фильм «Энегетическое строительство в США», в одном из эпизодов которого показали процесс монтажа изоляции деаэратора. В России таких чертежей до сих пор нет. Фирма «Энергозащита» делает их по каким-то своим методикам. У американцев в чертеже вся эпюра была сделана. Мастер берет лист, чик ножом согласно эпюре, и все быстро, точно укладывается. Разработка этих эпюр — это и экономия материала, времени, стоила у них 38% от сметы. В России дают за это 5,5% и еще говорят, что это много — «вы, проектировщики, жируете». Отсюда и проекты в России недоделанные, что приводит к лишним затратам ресурсов и низкому качеству строительства.

Лет семь назад в беседе со мной В. Г. Асмолов рассказывал, что у западников объем проекта занимает комнату, как его кабинет в Курчатовском институте, а наш, российский, вполне может разместиться на столе. У них проект намного объемнее, подробно описывает все ступени строительства и экономику. По проекту они закупают оборудование, а «рабочку» уже делают техники.
Знакомый чех, ныне эксперт по тендеру, говорил: «Американский проект отличается от вашего тем, что у них все тома проектов аккуратно сброшурованы, систематизированы, собраны. А у вас проекта, как такового нет. Вы все делаете из-под колес».
Причин тому много. Одна из них в том, что везде все разное. Тяньвань — это эксклюзивный блок, он в СССР не аттестуем, потому, что российским нормам, в частности пожарным, не отвечает. Невозможно зачеркнуть наименование «Тяньваньская» и записать «Ленинградская». Каждый проект уникален. Расположение, грунты, сейсмика, системы защиты, охлаждения и т. д.
Другая причина в том, что нет в России должного уважения к профессии конструктора, проектировщика, да и вообще, к людям интеллектуального труда. Поэтому и уезжают такие специалисты на Запад. По этой же причине нет у нас до сих пор собственной АСУ ТП для ВВЭР‑1200. Все развитые страны собирают по миру людей с творческими профессиями, у нас же считается, что эта работа может быть выполнена в авральном режиме, по принципу «давай быстрей». Проект ЛАЭС‑2 был сделан в форсированном режиме за 9 месяцев. А сейчас его будут переделывать. На следующий год запланирована корректировка ЛАЭС‑2. К примеру, в нынешнем проекте сделана бесцеховая структура, как в Китае, но РЭА вдруг одумался, и: «давайте нам цеховую, мы привыкли к цеховой». А это же штат другой, ЛБК, столовые и т. д. У нас каждое изменение проекта — это работа с нуля, а нужно, чтобы было продолжение.

«Нахрапом» можно организовать только строительство. Можно привлечь гастарбайтеров, солдат, заключенных. Но на проектирование гастарбайтера не поставишь. Можно запугать, организовать авралы. К примеру, в той же Финляндии, после работы не принято обсуждать рабочие вопросы. Обычно на это они вежливо отвечают: «извини, я свои мысли о работе оставил на работе». Им за это не платят. А мы со своей самоотверженностью, давай-давай, в три смены, и так во всем. По рассказу одного из проектировщиков: «В Ловиизе, наши строители к представителю авторского надзора на прием заранее записывались: «когда можете принять, уважаемый?» А к проектировщику наши монтажники запросто: «Эй, «лотяп» (жаргон, тогда СПбАЭП еще был ЛОТЭП), тут у вас опять…». В общем, неуважение. Потом там вообще каждого проектировщика закрепили за прорабом и хоть ночью выходите и работайте. А как с ним работать, с этим прорабом, если он чертежи читать не умеет? Как он в Финляндию попал — не понятно. И, как обычно, после пуска объекта в любом докладе директор сообщает: несмотря на отвратительный проект мы ударными силами… Вот подход! Ордена раздали, а кто про проектировщиков вспомнил? Забыли и премию выписать».
Многое зависит и от самого Заказчика, от его грамотной, четкой и хорошо поставленной работы, умения рационально планировать время и распределять ресурсы.
Например, одновременное параллельное строительство двух блоков на Ленинградской и Нововоронежской станциях, закупка оптом и складирование оборудования на складе РЭА, существенно сократило бы расходы. Проектировщикам и строителям было бы технологичнее, удобнее и быстрее работать. Да и поставщики оборудования сказали бы «спасибо» за такую организацию. Не делается этого, потому что нет системного комплексного планирования и ритмичного финансирования у самого Заказчика. А для этого нужны профессионалы с государственным мышлением в руководстве отрасли. Таких там, к сожалению, я не знаю.

Организовать большой коллектив проектировщиков непросто. Для начала нужно понять, сколько объектов за единицу времени можно спроектировать? Для атомной энергетики никто этого до сих пор не знает, и не сможет обосновать научно. В тепловой энергетике такие материалы есть. Там для проектирования есть разбивки объекта по узлам и трудозатратам. По сборнику базовых цен, утвержденному С. В. Кириенко в 2007 году, можно определить стоимость АЭС. Но дальше нужно разбить ее по узлам, зданиям, отметкам, определить затраты в трудоднях. Этого до сих пор нет. Сотрудники СПбАЭП рассказывали, что еще в бытность директором, С. В. Онуфриенко пытался разобраться и поручал рассчитать, сколько было потрачено на Китай. Но Китай — это не представительно. Там Россия только основные здания и сооружения проектировала, вспомогательные делали китайцы.

В общем, проектировщикам давно уже нужно честно сказать: «Дорогой товарищ Министр, проектировщики уже захлебываются, вы планы-то свои стройте из реальных возможностей, не только из возможностей строительства, но и того, что может сделать проектная организация». Неплохо было бы еще сопоставить громадье планов с состоянием отечественной промышленности, в частности машиностроения, которое сегодня в плачевном состоянии. Никто этим, к сожалению, не занимается.

И вообще, было бы интересным сравнить производительность труда проектировщика в России, США и Франции. Рассказывают, что у «них организация на более современном уровне: технологии проектирования, программы, базы, архивы. Россияне работают в основном на закупаемых программах, да и, что греха таить, мягко говоря — на нелицензионных».

Действия

Остается открытым вопрос возможности влияния трудового коллектива на назначение руководителей. Да, в СПбАЭП отдельные попытки сопротивления со стороны коллектива были. Писались в Росатом анонимные письма. Все они возвращалось опять к Кайдалову, а он искал авторов. Но это не решение вопроса.
У собственника должно остаться право назначения на руководящие должности в свои предприятия любых людей. Кириенко является представителем собственника и незыблемое право назначения руководителей должно быть за ним. Причем, без всяких конкурсов и реверансов, которые по сути своей являются бутафорией. Кириенко отвечает за работу отрасли в целом, за ее экономические, научные и политические успехи. Его работа будет оцениваться нами на очередных выборах.
Резников и Кайдалов — это кадровые ошибки Кириенко, и коллектив СПбАЭП, думаю, уже отметил это на прошедших 4 декабря выборах в ГД.
Народ начал понимать, что если не бороться за свои права, не заявлять свою позицию честно и открыто, то можно остаться быдлом в условиях развитого олигархического капитализма. Может быть нужно активнее использовать возможности профсоюзного движения, научиться защищать своих избранных профсоюзных вожаков, причем не только в своем предприятии, но и в масштабах отрасли. Как-то нужно преодолевать эту робость, подмеченную еще Высоцким: «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков…».

Атомная отрасль высокотехнологична, дает импульс развития другим отраслям промышленности, поэтому АЭС строить нужно, но предварительно все хорошо рассчитать. В этом я с Травиным полностью согласен.
Мы все уповаем на то, что у нас все есть: нефть, газ, уголь. Сжигать газ — дорогое удовольствие. У французов ничего нет. Они за счет улавливания серы на своих тепловых электростанциях обеспечили всю страну серой — это экология и высокие технологии. Атомная энергетика должна развиваться. Но не так, как это было на АЭС Хурагуа — станцию построили и не копейки за нее не получили. Не так, как строили 5 блок Курской, блоки Южно-Уральской, Нижегородской, Крымской, Башкирской, Татарской, Воронежской АЭС. Потрачены деньги наших налогоплательщиков, а отдачи никакой.