Четвертая российская революция
Дата: 09/10/2015
Тема: Время и судьбы


Д.А.Тайц, к.ф.-м.н. 

Февраль 1953 года. Мужская школа № 10, на 13-й линии В.О. Напротив Военно-Морское училище Фрунзе. В двух шагах, на набережной, изящный Крузенштерн. Каждый  мальчишка обязан был усмотреть в силуэте памятника нечто неприличное и поклясться, что сам видел, как «его» отпиливают (кортик). (Это пароль старшеклассников). В старшем 10-б классе, мальчишкам 17, 18, второгодникам – 19 лет. Их  детство и первые классы – Война. Нравы, манеры, язык – соответствующие. Реальное, жестокое табу на контакты со сверстниками из школ другого пола.


Урок литературы. Тема – наиболее вероятная для аттестационного сочинения. Ведет молодая красивая учительница Надежда Николаевна. Весь класс в неё влюблен. Последний разгильдяй, хулиган, прогульщик готов сделать «вселенскую смазь» её обидчику. Учительница произносит: «Нет ничего выше поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин», и тут  класс слышит реплику нашего отличника: «Неужели она выше того Облака, что, простите, если верить Маяковскому, у него в Штанах?». Учительница побледнела и почти рухнула на стул, закрыв лицо руками. Неучи, послевоенные оторвы прекрасно поняли, чем ей, классному руководителю, да и всему классу грозит опасное сочетание слов: Ленин и то, что «в штанах».

И тут шутник, будущий выдающийся востоковед, профессор ЛГУ, Никита Гуров, в грозовой тишине, неожиданно  продолжил: «Маяковский поднялся, до  шедевра, очистившись от своей низменной поэмы «Облако в штанах». Здесь, хотя, из слов на «ш», класс знал только  «штаны», юноши уразумели, к какой грани они подвели учителя, и чего миновали накануне получения выпускной характеристик  и аттестата.

Примерно в это же время «Безродных космополитов» и «Убийц в белых халатах» блестящий преподаватель математики Б.С.Берман получил «черную метку» от директора за неосторожную фразу. Разъясняя понятие «горизонт», Борис Семенович произнес: «Если на воздушном шаре, со двора нашей школы подняться на высоту четыре километра, то ваш горизонт расширится до того, что вы увидите Швецию».

Наш директор по фамилии Петрущенко вел уроки конституции. На войне он служил в «Смерше» и рассказывал, как расстреливал перед строем. Годом или двумя ранее он проводил открытый урок (конституции!) о работе Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». Подведя школьников к дому с зияющим вырывом кирпичной стены на месте  мрамора с именем акад. Марра, директор пообещал каждого, искажающего учение Сталина, с его корнями (!) вырвать из сов. общества, в лучшем случае, отправить на перековку в лагеря.

До сих пор, вспоминаю, как в четвертом классе откупался завтраками от мальчишки, пригрозившего донести о том, что на уроке хорового пения я искажал слова «Варшавянки».

Приведенное здесь вступление о «несущественных» частных особенностях жизни одной из школ, совершенно необходимо для разговора о связи  уникального поколения и судьбы государства, поколения, чье окончание юности в точности совпало с окончанием большевистско-сталинской Вандеи. (Именно так следовало бы назвать 23-летний политический период истории  РСФСР, предшествующий освобождению от вождя, считал Борис Григорьевич Кузнецов). Сталинское государство, по сути, рухнуло сразу, в течении одного месяца, хотя никто этого еще не знал и, тем более, не поверил бы, если бы отважились это доказывать. Через два месяца после смерти Сталина сотни тысяч получающих аттестаты зрелости могли надеяться на получение высшего образования, вместо  транспортировки с родителями в вагонах для скота. Через двадцать дней в «Правде» (невероятно!) – критика культа. Через месяц дезавуирование «Дела врачей».  Фантастический переход от падения в бездну к остановке и даже перспективе подъёма. Это Начало Четвертой  Революции.

Существует очень емкий каламбур, неизвестно кем сочиненный:

«Кумир твердит, что курит трубку мира.
 Кумира нет, смердит же труп кумира».

Да, эта «атмосфера», похоже, никогда не выветрится, ослабев, но не исчезнув.

Десятиклассники 1953 года – последнее поколение полностью «отучившееся» под занесенным сталинским сапогом, и первое в истории СССР, начавшее взрослую жизнь без этого «учителя». На нем сошлись три грандиозных события, определивших судьбу тех, кому суждено строить будущее. Два обязательных для поколения, ставшего взрослым: завершение (окончание) среднего образования и переход к  трудовой жизни (или высшему образованию). Третье происшествие – событие немыслимое, которое втесалось между этими двумя, им награждены только выпускники 1953 года. Смерть «бессмертного». (Суть сказки о «Кощее бессмертном» в том, что чья-то смерть может быть наградой счастливого  избавления). Со  Сталиным почти мгновенно исчез жупел сталинского режима тотальной несвободы, страх не просто необоснованного преследования, но, чего уж там подбирать слова, расстрела. Это Третье событие – смерть «кумира» – громоподобно, но этот гром предвестник весенней, освежающей грозы.

Да, тоталитарный режим, размягчась, продлится еще лет 30, но студент, например, Политехнического Института, принятый в сентябре 1953г, мог с осторожностью рассказать анекдот, рискуя, но не очень (исключение из комсомола). Уже в 54 – 55 годах в студенческие коллективы стали возвращаться дети репрессированных. Так, я учился и дружил с «возвращенцем» Володей Капустиным, сыном первого секретаря обкома, расстрелянного по Ленинградскому делу. Мой близкий друг Игорь Пирумов, сын профессора-математика, ректора Бакинского Университета (тюрьма, ссылка). К 1955 году на Энергомаше почти в каждой группе можно было найти студентов-детей реабилитированных родителей, иногда  посмертно. (Радикально повзрослевших возвращали на те же факультеты, откуда их забирали). Легко представить и понять ощущение обретения, хотя и не полной свободы, молодым человеком, знавшим, что еще пару лет тому он не мог не то, что усомниться в благости большевистского строя, но  даже произносить слово «фокстрот», а, тем более, «джаз». (Профессор Константин Иванович Страхович, сотрудник Королева по «шарашке», вернувшиссь на свою кафедру в ЛПИ, рассказывал, что поводом для его ареста была смятая газета с портретом Сталина).

 Судьба молодежи, чей жизненный путь по окончании школы отмечен «краеугольным камнем» смерти «Хозяина», особая. Этот «камень» стал отнюдь не «камнем преткновенья» для начала взрослой жизни, скорей наоборот. Он («камень») - начало «параллельного» отсчета других мер жизни человека и мер новой эпохи страны. Хронотопы судеб человека и страны сближаются. С нулевой точки отсчета трудового стажа начинается жизнь восемнадцатилетнего, отмеченного знаком «53», с этой же нулевой точки начинается отсчет постсталинской истории страны.

Период трудовой деятельности поколения «53» полностью совпадает с периодом жизни государства. В 1994 году начинает работать Новый Парламент Новой страны по Новой Конституции. В 1994 году «поколение 53» вышло на пенсию. Если оглянуться к началу шестидесятых, то эти же будущие пенсионеры 1994 года заканчивают свои  вузы и университеты как раз к началу шестидесятых, и формируют ту критическую массу свободомыслящих, которую впоследствии назовут «шестидесятниками». Смерть Сталина  разделяет историю России на два периода: «школьный» (большевистской диктатуры) и наступивший период трудного не то что выздоровления после истощающего недуга, но, в определенной степени, оздоровления. Этот период выхода из мрака был чаще помечен, чем отмечен  фейерверком крупных и малых значимых и не очень, но всегда символических событий, шагов и шажков, медленно, с отступлениями, непоследовательно, но все же, в конечном итоге в направлении демократизации.

Я уверен, что ни в одной демократической стране Европы или Америки подданный в качестве гражданской личности не имел и не получал такое количества поводов для позитивной реакции на слова и действия властей, каковые мы имели в посг-сталинском СССР. Волны гражданского оптимизма и разочарования сменяли друг друга. Воспитанная «диктатурой пролетариата» интеллигенция, хотя и не вполне избавилась от фантома зрачка тюремной камеры, с упоением ловила символы и расшифровывала сигналы.

Так, брошенные Маленковым вскользь слова, что итальянские брюки пошиты лучше наших и «надо обратить внимание на товары группы «Б», восприняты были как переворот, наступление которого подтверждалось арестом Берия. Провозглашенный Хрущевым тезис «О мирном сосуществовании» вдребезги разбивал оплот политики Сталина. Это был не поворот, а разворот. Я отчетливо помню ликование старшего поколения, не забывшего военную солидарность с Америкой.

Реабилитация. В 1956 не только интеллигенция, не только «образованные» слои были потрясены докладом Хрущева на 20-м съезде. Сильнейшее, но радостное впечатление. На следующий день после прочтения доклада в ЛПИ занятия в аудиториях не состоялись. Посещаемость 100%, аудитории бурлили, преподаватели махнули рукой. Выяснилось, что мало кто смог заснуть в эту ночь. (Простите, я говорю о событиях не последовательно, но так, как они всплывают в моей памяти).

Вся Россия воспряла, когда услышала, что крепостным («прикрепленным» колхозникам) выдадут паспорта и присудят пенсии. Не менее благоприятное воздействие и радость, и не только на интеллигенцию, оказывали: открытие 3-го этажа Эрмитажа и «Оттепель» Эренбурга. (Жуткие копии, почему-то из Алма-Аты, Тбилиси, Таллина!). Разрешение туризма в страны соцлагеря. «Новый Мир», «Юность», Солженицин. Ощущение счастливых перемен: Хрущев разделяет райкомы на сельские и промышленные (городские?). И снова радость, когда Хрущева снимают. Особый род острого противоречивого чувства, сочетающего протест, возмущение и надежду на благоприятный исход,  возникал даже тогда, когда власти огрызались и преследовали свободомыслие. Личный контакт Хрущева, его перебранка с художниками  («абстракцисты», «пидарасы»!), при этом без «посадки». Удивительный либерализм!

После Никиты началось «вялое» преследование диссидентов. Некоторых сажали (но не пытали и не расстреливали!). Иных даже высылали за границу! «Поменяли хулигана на Луиса Корвалана. Где б найти такую …дь, чтобы Лёню поменять». Эти проявления ослабленной жестокости воспринимались как признаки очеловечения. Грянул «Хельсинский Договор». Полная публикация в «Правде» с декларацией «права на получение и распространение информации» и запретом на все формы ее ограничения. Надо сказать, что подобные случаи вручения властями радостного подарка населению в виде того, чего они были насильно лишены, и за что ранее преследовали, совершались регулярно на протяжении 35 лет «Четвертой» (за неимением другого названия) Революции. Эта революция осуществлялась не совсем так, как случались другие в истории. (Свержение правящих и систем правления подавлением и уничтожением). Эта революция не переворот и своей «крадучей поступью», постепенностью скорее напоминает Английскую Промышленную Революцию.

Искажая старую, марксову формулу, можно утверждать, что «низы» могли жить по старому, но и не возражали жить по новому, «верхи» не то, что не могли, но не хотели жить по старому. Им надоела возня с неэффективной системой, метание меж постановлениями, подтасовками, подгонка под раму догматического вероучения (подспудно ощущая его ложность), бремя ответственности за неудачу. Партхозактивистам захотелось приобретать унитазы или автомобили без разнарядки ЦК, а колбасу или складной зонтик – не отрывая талоны книжки спецраспределителя. Они-они, «голубчики», проталкивали эту «четвертую революцию». Были заговоры («антипартийная группа», «отставка» Хрущева), были расстрелы (Берии и его людей, голодных демонстрантов), было преследования инакомыслия. Были кровавые потери: Берлин, Венгрия, Польша, Чехословакия, Афганистан. Все это во имя сохранения системы и строя, которого они (система и строй) понемногу («ползучая») себя отменяли (Революция).

Бессмысленные, грандиозные, жестокие, обременительные внешние деяния государства вне соцлагеря никого не переубедили. Панический страх реформ и осознание их необходимости породило раздвоенность, неустойчивость, двоемыслие. Именно в силу догматической ограниченности социализм советского типа потерял авторитет достойной модели и начисто испарился из десятка стран «гранитного» соцлагеря (в сохранности один экспонат). И, тем не менее, калейдоскопическая смена позитивных сигналов, послаблений в чем-то и ужесточений, следы дискуссий и либеральные элементы  в политике, печать произведений преследовавшихся авторов создавали не привычное, но благоприятное ощущение элементов либерализма. Т.е. чего-то родственного жизни в западных демократиях. Эта череда событий с признаками демократического оттенка более или менее равномерно распределились по эпохе послевоенной жизни. И, несмотря на слабость и не четкость таких сигналов, я почему-то убежден, что ни Европе, ни Америке не знакомо явление столь глубокого эмоционального позитивного воздействия на население, от таких, казалось бы, малозначимых событий.

Хочу обратить внимание на один мощный демократический «институт», оформившийся в СССР к началу 70-х. и давший возможность десяткам тысяч представителям научно-технического общества почувствовать себя свободнее и осознать свое влияние. Это появление системы организаций всесоюзных и республиканских научно-технических конференций (НТК). Поощрение научных контактов между организациями, городами, районами, включая республики, в форме конференций и съездов, были приняты ЦК в начале «славных» 60-х. Это Годы, когда «Физики начали шутить» и не только «лирически». Надо сказать, что профессиональный научно- технический, инженерно-конструкторский контингент страны представлял важнейший общественный слой, который определял существование государства современного формата. Именно этот слой, а не «рабочий класс» или партчиновники, мог, по крайней мере, адекватно представить и высказать, что необходимо и, главное, возможно.

Разветвленное научно-техническое, инженерно-конструкторское «древо» произрастало не только в  научных центрах страны, но и везде, где есть промышленность. Без ветвей «инженерного древа», укорененного на почве, и инженеров-гениев (Архимед, Витрувий, Уатт, Фултон, Дизель, Райт, Белл, Маркони, Зворыкин…) существование не то что армии, но и государства, невозможно. Сообщество ученых-технарей, проектантов, конструкторов, испытателей не может быть производительным без теснейшей живой взаимосвязи и, вопреки всегдашнему желанию надзирателей связей, не признает идеологические и государственные границы. Поэтому та часть общества настоящих профессионалов, для которой обмен и контакты – необходимая составляющая деятельности (разработчики, исследователи) – «органические космополиты». Они обязаны знать, постигать и достигать уровень наиболее успешных стран. Они вправе уважать, взаимодействовать и выражать симпатию таким странам.

Организованная и поддерживаемая высшим партийным руководством с начала шестидесятых годов система НТК внедрялась повсеместно и периодически в большинстве научных центров, вузах, а то и на пароходах (Волга, Черное Море, Балтика). Одесса, Кишинев, Талин, Рига, Минск, Тбилиси, Баку Вильнюс, Киев, Новосибирск, Алма-Ата… (Я перечислил только часть мест, где я участвовал с 62 по 89 год, причем в Одессе – 3 раза, в Риге – 2 раза…) Эти («мои») конференции собирались в связи с узкой проблемой «Прямое преобразование на базе эффектов Пельтье-Зеебека». (Что уж там говорить об обилии встреч по менее периферийным проблемам!).

Государство, а точнее высшее партруководство, из лучших побуждений поощрявшее широкую систему таких конференций, по сути открыло ящик Пандоры. Или, говоря не менее образно, «выдало ключик тайной комнаты Синей Бороды, прося не открывать дверь». По своему опыту и опыту коллег и сверстников знаю, что эти, несомненно, полезные науке встречи, были великолепным клубом свободно мыслящих людей, площадкой, где в некотором удалении от «первых отделов» и «партийного ока» рассказывали не только анекдоты, но и о системах и странах, где организация науки и промышленности, мягко говоря, более совершенна. А люди свободнее и зажиточнее.

Такие, организованные за казенный счет встречи реально деятельной образованной и, безусловно, полезной (если, не самой полезной государству), не бюрократизированной части общества, сами участники в шутку называли симпозиум, переводя с латыни (перевод с греческого), как «совместное возлежание» (понимай, непременное опустошение бокалов!). Тосты подразумевали аллюзии на политические события. Так, на «симпозиуме» после подписания ОСВ=2 звучало: «Я поднимаю тост за моего нового друга!». (Слова Картера, обращенные Брежневу). А тому, кто не пил, выговаривали: «А ты почему не поднимаешь тост за…? и т. д.». На одной из конференций в Одессе участники местного НИИ («ШТОРМ») поражали знанием американского бейсбола, а на «симпозиуме» поднимали двусмысленный тост за «Футбол в СССР» и добавляли «американский». Страх уходил. Мирная революция завершалась.

Конференция, по-моему, в Тамбове (эпоха Андропова, тема: Термоэлектрическое охлаждение). Со стола можно взять репродукцию карикатуры из ведущего американского журнала по холодильной технике: «На столе бутылка водки. Два мужика в ватниках. На стене портрет Ленина. С потолка свешиваются сосульки. Холод. Через заиндевелое окно виден Кремль». Текст: «Когда мы достигнем западного жизненного уровня, я куплю холодильник».

Научно-техническая интеллигенция – тот «народ», чьи знания, умение, продуктивность поддержаны духом математизированного характера знания, т. е. допускающего проверку и объективизацию истины. Неважно, как это проявляется в жизни и проявляется ли вообще. Это не научение, а, скорее,  оттенок, проявляемый в воспитании и стиле суждения. Этот слабенький «математический оттенок» индивидуума-технаря, стократно усиливается в совокупных контактах свободных встреч, например, конференций, где допускается свобода мысли и её выражение. Здесь когерентная сила, даже не очень концентрированного и слабого, но однородного порыва индивидуума усиливается и мощно выстреливается. А таким слабым, но одноразмерным для всех порывом техноориентированного участника конференций было желание улучшить или даже изменить неэффективную и опасную систему, сложившуюся в СССР.

Участники НТК, возможно, сами того не осознавая, генерировали и «выстреливали» в общественное сознание идеи ускорения и завершения расставания с советской системой. Ученые, инженеры, чье личное сознание сформировано уважением канонов точного проверяемого знания, с легкостью и без сожаления расставались со схоластикой догматов, построенных на смеси политических идей и лозунгов, идущих чуть ли не из христианского средневековья. Да, сухой расчет, и бездушье цифр во много раз гуманнее принуждения духовными «не сухими» заповедями, на смоченных кровью лозунгах вопиющих шарлатанов. Те, кто знает (даже в коллективном усилии) всего лишь одно, что есть однородные, универсальные для человечества понятия: мораль, истина, справедливость, красота, гармония, жизнь, идея, ответственная наука, «смеясь над анекдотом», подтолкнули уже потерявшее равновесие гнилое здание. Увы, на горизонте опять новые вопящие проповедники.

Четвертую Русскую Революцию сделал не Горбачев. Он стал её завершением. КПСС не свергали. Она сдулась. Сама. После 38-летней Революции Страна попыталась осуществить демократию не на бумаге. Как бы не сползти в Вандею…

Первая Русская Революция завершилась Вандеей Мировой Войны. Вторая – Февральская, завершилась Вандеей большевистского переворота, ставшей третьей – «Октябрьской». Эта, Третья завершилась с началом сталинской Вандеи в 29 году. Четвертая наступила 5 марта 1953года. и завершилась в 91-94… Но кумиры курят не только трубки мира.

*)  В силу обстоятельств в моей семье, прекрасно помню события пасле марта 53 (предшествующие и последовавшие). Самые четкие и впечатляющие связаны с реакцией школьников-выпускников на событие 5 марта. Многие любили Сталина более родителей. Несколько школьников отправились в Москву, один на крыше вагона. Десятиклассники 53 года были в состоянии крайнего уныния и потрясения. Все были убеждены, что сейчас начнется война, школу не дадут кончить и всех «забреют». (Некоторые этого хотели). Учеба почти остановилась, ученики и учителя объясняли это скорбью. Поверьте, некоторые ученики были близки к самоубийству. (Ходили слухи!). Но очень быстро, центральная пресса, и «коллективное руководство» явственно дало понять, что покойник «был не отцом, а…», как потом скажет Галич.

Эйфория! Ребята мгновенно приняли, поверили и самые преданные испытывали радость, отыскивая (выдумывая) нечто,    очерняющее кумира. Этот перелом юной, еще неустойчивой души оставил неизгладимый след на уникальном коллективном типе поколения выпускников 1953 ода. Они – массив и опора диссидентства и шестидесятничества. Интересно, социология обратила ли внимание на этот феномен, и имел ли он место?          






Это статья PRoAtom
http://www.proatom.ru

URL этой статьи:
http://www.proatom.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=6289