Не буди лихо, пока…
Дата: 29/11/2017
Тема: Социальная политика


Размышления о социальных проблемах в МСМ, Атомпроме, Росатоме.

Дементий Башкиров

Пока не зайдешь в лес, кажется, что это уютное зеленое место, предназначенное специально для проживания человека, или для отдыха. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что далеко не каждый лес, лесок или даже группа деревьев ждет вас с распростертыми объятьями. При более близком знакомстве с лесной местностью оказывается, что существуют множественные детали в виде рельефа, водоемов, растений, насекомых и животных, которые издалека не видны. Только тогда, когда проживешь несколько лет в таком месте, появляется реальная картина местной действительности.



В лесу с названием МСМ я оказался в 1979, и он поначалу казался мне (просто) очень сложным для понимания. Все люди очень умные, активные, творческие, хорошо обеспеченные (квартира, машина, зарплата), с разнообразными интересами. Вписаться в такую семью очень хотелось.

Но потихоньку юношеский максимализм сменялся взрослым реализмом. Затем и вовсе наступил день Ч. Чернобыль вскрыл нулевые знания специалистов МСМ в области безопасности, человеческого общения. За неделю переворачивалось сознание у академиков, за месяц доктор наук приходил к выводу, что его знания стоят не больше, чем у заготовителя веников для телят. Люди, считавшие себя великими гуманистами, вдруг поняли, что Иуда против них – святейший человек. Борцы за правду и справедливость от страха потеряли дар речи.

Но была и такая категория людей, которые воспринимали аварию как должное. Они всю свою рабочую жизнь видели множество мелких Чернобылей, и ничего нового в том, что человек не может совладать со стихией, в 20 миллионов раз более мощной, чем тротил, для них не было.

Мой шеф с 1964 года работал с этой стихией. Близкое знакомство с такими материалами накладывает отпечаток на личности. Никаких признаков метаний, хвальбы, неадекватного отношения к опасности, пренебрежения к подчиненным. Четкое понимание значения роли руководителя, ответственность, твердые убеждения, основанные на большой практике и хороших теоретических знаниях. Многие нештатные ситуации, которые грозили безвозвратной потерей продукта, он разрешал, как обыденность. (Как потом оказалось, очень многие аварии уже были на его глазах, и нужно было просто о них не забывать, понимать причины, их вызвавшие)

Первый мой (наш с коллегой) спор с ним был в 1992, когда уже забылся Чернобыль. Но тогда значительно актуальней было иметь картофель и вяленую рыбу для того, чтобы не опухнуть с голоду «бывшим».

Спор был по поводу внедрения в производство изобретения. Оно позволяло в 10, или даже в 30 раз сократить время на переработку ОЯТ. Причем, не какого-то банального остывшего ОЯТ ВВЭР или РБМК, или еле-еле теплых урановых блочков, а свежего специализированного топлива высокопоточных реакторов, имеющих выгорание 50-90%. В таком ОЯТ от стартового тяжелого металла ничего не оставалось, только молекулярная пыль и энерговыделение, которое разогревало топливо на воздухе до белого каления.

При работе на номинале АЗ исследовательского реактора имеет объемное энерговыделение до 2 МВт/л, а в мясе твэл достигает 20 МВт/л в штатных твэл. Это сделано для того, чтобы быстрее получить необходимую Сна, обосновать материал или топливную композицию. Специализированные твэл, стоящие на максимальном потоке на входе охлаждающей воды, имеют в разы большее энерговыделение. За первые 3 дня в твэл после остановки энерговыделение падает в 1000 раз, то есть составляет 20 кВт/л. Это, примерно, в 20 раз больше, чем удельное энерговыделение у бытового утюга. Без теплоотвода такой материал разогревается так, что испаряется любой материал.

Работы на небольших массах реальных материалов показали, что новое оборудование без проблем выдерживает все радиационные нагрузки, получается резкое снижение расхода реагентов и гремучих газов, снижаются потери целевого материала.

Мой коллега – ровесник шефа, сам заслуженный изобретатель, автор сотен работ, просто бесился, когда его технологию отклоняли. Он (со своей группой) потратил на ее разработку десяток лет, устранил все технические препятствия, и теперь оставалось только одно – сломить сопротивление начальника. Я поддерживал его всячески, так как понимал, что время в радиохимии – это деньги в квадрате. Мало того, что на целые недели сокращается время переработки, за эти сэкономленные дни не происходит распада целевого продукта, за это время можно получить фракции с новыми видами изотопов, получить новые изотопно-чистые препараты, которые при медленной технологии просто уходят в слив или распадаются в дочерние продукты.

Отказ от скоростной технологии звучал дико – нужно думать о социальных проблемах, сегодня это главное, отвечал шеф. Лебедь рак и щука не так бились в разные стороны, как мы.

- Какие социальные проблемы ты решаешь? О чем вообще речь? Кого ты облагодетельствуешь? Что-то раньше никакого благородства мы за тобой не замечали.

- Вы многого не замечаете и мало чего понимаете.

- Объясни, ведь ты нас не за тупых держишь.

- Хорошо. Давайте заключим с вами договор. Как только вашу технологию внедряем, вы будете уволены. Если согласны – я начинаю работы по замене оборудования, а вы сдаете (спец)продукты и дела преемникам.

Мне было совсем мало лет, и терять работу через 2-3 месяца не хотелось. Социальный пример был очень актуален – в то время моей зарплаты радиохимика не хватало временами на еду, и я кормил жену и детей банальным браконьерством и картошкой с участка тестя. Все руководители в один голос говорили, что Атомпром в ближайшие годы, или даже месяцы загнется, ищите себе работу за охраняемым периметром.

- Что ты себе позволяешь! Как ты можешь увольнять людей, которые 30 лет беззаветно работали на МСМ! – не унимался мой коллега.

- Нет больше министерства. Нет больше союза. Есть только благодетели из-за океана, которые в знак глубокого уважения согласны покупать ваш залежалый продукт. Давайте их не будем подводить.

- Да ведь они покупают в 100 раз дешевле, чем нам платил СССР! Это воры и убийцы, это стервятники, акулы империализма, которые за копейки скупают остатки умершей великой державы! Как ты вообще смеешь торговать нашими знаниями, нашими изделиями, нашими жизнями, наконец!

- Ваш неликвид сгниет в любом случае, так почему не продать его, хотя бы за 1% от номинала? А нам дают иногда и 10% от себестоимости. Этого вполне хватит, чтобы платить зарплату и реактору, и химикам. Реакторы скоро рассыпятся, оборудование сгниет, Россия у нас ничего никогда не купит. Предлагаемая цена вполне подходит для того, чтобы весь бывший коллектив МСМ мог существовать десяток лет, а то и два. А за двадцать лет твой наставник что-нибудь откроет, а мы спокойно будем почивать на пенсии.

- Так почему же мы не можем внедрить новую технологию, ведь она позволит нам многократно снизить издержки!

- Мой старый друг. Чтобы модернизировать производство необходимо время и деньги. Те деньги, которые нам платят покупатели из-за океана, не подразумевают внедрение новых технологий и установку нового оборудования. Они строго рассчитаны на то, чтобы мы продержались до исчерпания ресурса реакторов, и не смогли больше ничего построить, ничего развить. Основа нашего бизнеса – советский реактор, и вместе с его остановом все наши красивые зарплаты уйдут, канут в лету. Не надо показывать нашим хозяевам, что мы умеем думать и изобретать, они должны знать, что мы умеем только четко выполнять приказы.

Как вы не поймете, пастыри вы мои, что ваше стадо баранов сдохло и распадается по закону распада. А тут люди вам живые деньги предлагают. Помните. Если ты внедряешь новое оборудование, которое позволит сократить персонал, то ты первый будешь сокращен. Understand?

- Verstehn.

- И еще одно – у наших покупателей нет в планах, что мы разовьем свой бизнес. У них в планах отвлечь нас от дела, прекратить собственные разработки. Не забывай – они завоевали нас, они победители. А победителей не судят. Скажи спасибо, что они нас всех не уничтожили физически, а дали возможность поработать на великую державу.

Спор то уходил от основной темы, то приближался. Стали появляться аргументы типа «высоко сижу – далеко гляжу, тебе снизу не видать», и «разуй глаза и подойди поближе».

В перерывах спора выходили покурить. Шеф показал мне на лаборантку – посмотри, баба живет без мужа, растит двоих сыновей. Она и так уже отвергнутая, никакого просвета в будущем у нее нет. А вы предлагаете ее оставить без работы, как и еще полсотни человек.

- Короче, слушайте меня. Пока вы не найдете, куда трудоустроить 50 человек, которые будут сокращены после внедрения вашего изобретения, ко мне с этим вопросом не подходите.

Для успокоения нервов мы пошли вязать сети для предстоящей весенней путины. Ничто так не восстанавливает душевное равновесие, как монотонная работа с нитками, а тем более под шум аппаратов, установленных 30 лет назад.

- Изобретатель – асоциальный элемент! – вертелась в моей голове фраза шефа.

Когда сеть была связана и посажена на урезы, у нас появилось социальное решение технологической проблемы. Просто мы поняли, что и в социальной сфере необходимо новаторство и изобретательство.







Это статья PRoAtom
http://www.proatom.ru

URL этой статьи:
http://www.proatom.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=7766